Ах-ха-ха! Кто посмел бы теперь сказать, что Митрандир — инвалид? Молот так и порхал в его сильных руках, то взлетая вверх, то обрушиваясь на раскаленное железо.

— Легче! Легче! Ты что, с цепи сорвался? — кричал Валандиль, ставя на ребро сплющенную могучим ударом деталь.

Несколько раз с непривычки Митрандир промахивался, и это было намного опаснее, чем казалось: тяжелая кувалда, отскочив от полированной стальной наковальни, летела назад с силой бронебойного снаряда. Однажды она чуть не попала Митрандиру в лоб — его спасла только мгновенная реакция бывшего десантника… Но, по счастью, все обошлось.

Спустя несколько дней станок под пулемет был готов.

— Ну вот и все, — облегченно вздохнул Митрандир, затягивая последнюю гайку. — Теперь только привести к нормальному бою, и без артиллерии нас уже не возьмешь.

— Гм… — с сомнением произнес стоявший тут же на башне Хугин. — А то ли мы делаем?

— В смысле? — несколько недоуменно спросил Валандиль.

— Ну, если ты хочешь четкую формулировку… — Хугин задумался на мгновение, — не есть ли это начало возрождения машинной цивилизации на новом витке истории?

— Нет. Не есть, — твердо ответил Валандиль. — Мы не создаем здесь промышленность, мы лишь используем то, что от нее осталось. Чтобы защитить себя, и не более. Патронов-то нам все равно достать неоткуда. А без них пулемет бесполезен. А кузница пригодится. Топоры теперь будем делать, мечи…

— И орала, — шутливо прибавил Митрандир. — А самое главное, знаете что? Угадайте-ка, что мы сейчас сделали из этой башни? А?

Он выдержал эффектную паузу и громко произнес:

— Это будет первая и самая старшая башня настоящего эльфийского замка!

Любители играть в индейцев

Давно уже кончился январь, и пролетела в прошлое половина февраля. Но счет этот не был принят среди колонистов. По общему молчаливому согласию говорили о пятьдесят восьмом дне Катастрофы.

Небеса были по-прежнему пепельно-серы, но, несмотря на это, морозы были жестокими. Без особой надобности колонисты из домов не высовывались. Только Валандиль в первом этаже башни мерно бил кузнечным молотом по железу, да еще Торонгиль постоянно бегал в лес за смолой.

Он-то и принес новость, из-за которой Валандиль метнулся вверх и из-за всех сил, не обращая внимания на протесты дозорного, ударил в набат.

Собирая смолу, Торонгиль наткнулся на следы людей!

— А это точно не наши следы? — недоверчиво спросил Ингвэ, выслушав все подробности. — Мало ли кто из нас мог пойти в лес! Ты вон ходишь постоянно. Галадриэль тоже недавно ходила хвою собирать, говорила, от цинги. И это только те, кого я видел.

— Нет. Это точно не наши, — возразил Торонгиль. — Во-первых, у нас у всех сапоги и башмаки. Подошва у всех рифленая. А это были следы от чего-то другого. Типа мокасин. У нас такой обуви ни у кого нет. И тем более это не Галадриэль, размер очень большой.

— Так, — мрачно произнес Ингвэ, — значит, это чужие. И наверняка они уже знают, что мы здесь.

— Наверняка, — согласился Митрандир. — Если они только не глухие и не слепые. Я даже уверен, что сейчас на том берегу кто-то сидит на дереве и нас пересчитывает. Знал бы, на каком — дал бы пару очередей, да патронов мало.

— Отставить! — приказал Ингвэ. — Огонь без крайней необходимости не открывать!

И после небольшой паузы добавил:

— Мы же не знаем, кто это такие. Если враги, то да. А если это такие же ушельцы, как мы? Если они тоже ушли жить в лес и не вернулись? Тогда как?

— А почему они тогда не показываются? — спросил Азазелло.

— Боятся, вот почему, — ответил Ингвэ. — Не знают, кто мы такие, и боятся. Но…

— Государь! — тревожно крикнул Валандиль с башни. — Из леса вышли четверо. Идут в нашу сторону.

— Расстояние? — крикнул Митрандир, и, не дожидаясь ответа, помчался по хлипкой деревянной лестнице наверх.

Расстояние было никак не меньше семисот метров: цвет одежды четверых идущих не был различим даже на фоне снега, покрывающего замерзшее озеро.

Несколько минут прошли в напряженном ожидании.

— Пятьсот метров! — крикнул с башни Митрандир. — Остановились и что-то разворачивают. Флаг! Белый флаг!

— Просят переговоров? — ахнул Ингвэ.

— Так точно, подняли белый флаг и продолжают идти сюда.

— Азазелло! Олорин! Хугин! Ко мне! — скомандовал Ингвэ. — И кто-нибудь принесите белую тряпку!

Олорин держал в руках длинный шест, к которому был привязан медицинский халат Галадриэли. На правом плече Ингвэ в такт шагам покачивалось охотничье ружье. Хугин и Азазелло были вооружены алебардами, или, скорее, протазанами: лезвия кос были насажены на прочные древки, как наконечники копий.

Парламентеры выжидали. Их ярко расшитые куртки и торчащие за спинами луки будили ощущение чего-то смутно знакомого. Чего-то давным-давно читанного…

Ну, точно! Это же индейцы! А тот парень лет семнадцати — их вождь!

Вождь поднял руку, призывая остановиться, положил свой лук на снег, и, откинув с головы капюшон, шагнул вперед.

Ингвэ снял с плеча ружье, воткнул его прикладом в снег, поправил на голове всеэльфийский венец и встал лицом к лицу с вождем.

— Я — Длинный Нож, предводитель людей Ворона, — сказал тот. — От имени своего народа я пришел сюда, чтобы спросить: что ищут на нашей земле бледнолицые люди?

— Я — Ингвэ, государь всех эльфов этой земли, — ответил ему Ингвэ, демонстративно не замечая, что Длинный Нож причислил их к людям. — От тех, кого вы зовете бледнолицыми, мы бежали незадолго до постигшей их Катастрофы. На этой земле мы основали эльфийскую колонию Фалиэлло Куйвиэнэни, и она принадлежит нам с того дня до конца времен.

— Мы также бежали от бледнолицых, — признался вождь.

— И поскольку это так, то нам незачем… э… становиться на тропу войны, — подытожил Ингвэ, вспомнив давным-давно читанную в какой-то книге фразу.

Длинный Нож согласно кивнул.

— Последнее дело сейчас войну затевать, — неожиданно просто сказал он. И, вернувшись к прежнему архаичному тону майн-ридовских индейцев, продолжил: — И потому мы выкурим сейчас трубку мира, и да не будет вовек вражды между эльфами и людьми!

Синеглазая блондинка с немного перепачканным сажей лицом вынула из-под куртки небольшой глиняный горшок и принялась раздувать тлевшие в нем угли. Вождь извлек из-за пазухи бережно укутанную тряпьем длинную трубку. Разворачивали ее невероятно торжественно и церемонно.

«В точности по Майн Риду и Фенимору Куперу», — мелькнула в голове Ингвэ язвительная мыслишка. Но высказывать ее вслух он не стал.

Наконец, трубку развернули, всыпали в нее небольшую порцию табака и разожгли. Вождь с наслаждением затянулся и передал ее Ингвэ. Тот никогда в жизни не курил, но отказаться было невозможно.

Хугин, тоже никогда не куривший, принял