«Работаю я дворником <…> с ноября м-ца 1942 г. имею 2-х малолетних детей от 1-го и до 3 лет. Муж находится на лесозаготовках. На дровозаготовках я не имела возможности участвовать, сейчас совершенно не имею дров, дети замерзают в нетопленной комнате. Прошу выдать мне ордер на дрова. С места работы мужа дров получить не могу, там требуют документы (о выполнении им гуж-повинности) которых без мужа я достать не могу. Где находится муж адреса я не имею, сам он не был дома уже несколько месяцев.

Прошу не отказать в просьбе».

На письме печать домохозяйства, подпись управхоза и его приписка о том, что заявительница «дров в домохозяйстве неполучала»[807].

К 1943 г. лес внутри блокадного кольца был «полностью вырублен»[808]. В начале указанного года проведенные проверки составов с лесом, доставляемых в Ленинград, показали, что почти во всех вагонах не хватает до трети заявленных объемов, а у большинства вагонов отсутствуют пломбы. Масштаб хищений леса оказался таковым, что в апреле 1943 г. Военный совет Ленинградского фронта обязал Управление ленинградской милиции выставить в бухте Морье и поселке Морозово вооруженные пикеты[809].

В середине весны 1943 г. в ряде районов города прокатилась волна «выламываний» оконных рам, досок, деревянных перекрытий и полов законсервированных, но не охраняемых предприятий[810]. Штрафы, уголовные дела…

Решением Исполкома от 7 апреля 1943 г. «О сборе строительных материалов для ремонта жилых домов» надлежало создавать специальные бригады из работников домохозяйств и населения для сбора этим материалов, в частности, «разбросанных по районам на площадках разбираемых жилых строений». Сбор предполагалось закончить в срок до 10 мая[811].

6 мая 1943 г. Исполком установил «удельные нормы» расхода топлива и наметил мероприятия по его экономии на 1943 г. Для детских больниц и садов, яслей «и прочих детских учреждений» при внутренней температуре +16 °C норма устанавливалась в 1,3 кубометра дров. Для больниц взрослых, детских школ, бань и читальных залов при внутренней температуре +15 °C – 1,23 кубометра дров[812]. Независимо от погодных условий длительность отопительного периода «установлена 176 дней», а норма расхода топлива – из расчета на 10 кв. м отапливаемой площади в течение года.

Поистине и через столетия с лишним умы чиновников все еще продолжали быть под обаянием петровского «Генерального регламента».

«Творчески» развивая и углубляя его идею всеобщего «регуляторства».

Параграф 2 вышеприведенных «удельных норм» – «Гигиенические потребности». Наименование: «Шаечное мытье». «Измеритель» – 1000 посещений. (Без разницы, взрослых или детей, зимой или летом.) «Расход дров куб м 6,80».

В начале книги приводилось положение, что центральная характеристика тоталитарного сознания – вера в простоту мира. Если мир прост, то и действия, направленные на его улучшение должны быть также просты. И технически, и «по идее».

«Практика подсказала много простых и эффективных средств для уменьшения расхода топлива. Зимой предприятия и учреждения сосредоточивались на меньших площадях, уплотнялись общежития, лечебные учреждения, следовательно сокращалась кубатура отапливаемых помещений», – обобщил «практику» (свою, скорее всего) глава городской плановой комиссии исполкома Ленгорсовета военной поры Н.А. Манаков[813]. Особенно «эффективным» (проще некуда) средством для уменьшения расхода топлива смотрится уплотнение лечебных учреждений.

«Практика» же не подсказала, а показала разные примеры «простого и эффективного» отношения к топливу. Особенно к чужому или казенному.

В Ленинском районе, не так далеко от площади Стачек и парка, до войны и в годы блокады располагался один из гражданских проектных институтов. Название учреждения опускаю, так как этот пример не единичный. В декабре 1942 г. в здании института по распоряжению секретаря райкома ВКП(б) (заметим, а не начальника гарнизона) разместили штаб воинской части. Через месяц комендант здания оповестил райком: военные «самовольно забрали дрова принадлежащиеся сотрудникам», «сожжены на дрова строительные доски» и бревна «разных размеров», «поломан во дворе забор и ворота, разобраны и поломаны на дрова настилы и ограждения хозяйственные на дворе». Ответ можно предугадать: военные чины заверили секретаря райкома, что ничего подобного не было и нет[814].

«Несмотря на большое увеличение завоза из других районов в Ленинграде в 1943 году топлива по-прежнему не хватало. <…>

На блокированной территории проводилась и заготовка дров. Но ко второй половине 1943 года лесные ресурсы были почти полностью исчерпаны. В первой половине 1943 года жители города закончили разборку оставшихся городских деревянных жилых зданий. Это дало городу дополнительно 331 тысячу кубометров дров. С начала войны и до конца блокады в Ленинграде было снесено 9192 деревянных жилых дома. В итоге деревянный жилой фонд Ленинграда почти полностью исчез за исключением наиболее ценных зданий в северной части города. После войны на этих местах выросли новые кварталы благоустроенных многоэтажных каменных домов»[815].

А во вторую половину 1943 г., кем проводилась заготовка дров, свидетельствует один из архивных документов.

В главе 2-й упоминается созданный летом 1941 г. Ленинградский противопожарный комсомольский полк. Постановлением Исполкома Ленгорсовета и бюро горкома ВКП(б) от 5 августа 1943 г. полк ликвидирован. «Всех бойцов и командный состав полка (за исключением кадровых командиров УПО НКВД, работающих на лесозаготовках) передать в распоряжение Ленпромтреста, как ленинградских рабочих, мобилизованных на лесозаготовки»[816].

«К зиме 1943/44 года население было обеспечено дровами. С 1 января 1944 года, когда все ленинградцы получили но одному кубометру дров, производилась выдача еще по одному кубометру. <…>

Ленинградцы больше не боялись холода. Он должен был отступить. Это была одна из самых значительных побед блокадного Ленинграда на хозяйственном фронте»[817].