превратили Ляпуновых во врагов царя Василия, З. П. Ляпунов принял непосредственное участие в низложении и пострижении государя. Есть сведения о том, что Прокопий Петрович был сторонником возведения на престол князя Василия Васильевича Голицына, но тот отправился «великим послом» под Смоленск и оказался в плену.

Первоначально Ляпунов поддержал договор 1610 года. Но из‐за нарушения Сигизмундом III его условий Ляпунов перешел в оппозицию к королю. Он остановил пересылку хлеба в Москву и потребовал от бояр разъяснить вопрос о королевиче: будет Владислав в Москве или нет? Укреплению позиций Ляпунова способствовали и грамоты, которые рассылал патриарх. Правда, рязанский воевода поначалу не разделял радикальную программу Гермогена, требуя выполнения августовского договора. Но и такая позиция представляла опасность для Госевского и короля[41]. В 1615 году Госевский, вспоминая эти времена, говорил, что Ляпунов якобы готовил заговор вместе с В. И. Бутурлиным, «людей польских и литовских в Москве побить», и будто бы Бутурлин признался в этом на пытке.

В январе 1611 года королевский наместник и боярское правительство попытались уничтожить Ляпунова на Рязанщине. Они пытались поднять против рязанского воеводы гетмана Сапегу, а затем атамана Заруцкого, который стоял в Туле, но те отказались воевать с Ляпуновым. Удалось отправить против Ляпунова отряд во главе с рязанским дворянином И. Сунбуловым, который осадил Прокопия Петровича в Пронске. Но зарайский воевода князь Д. М. Пожарский освободил Ляпунова от осады.

С Ляпуновым вступили в союз командующие частями бывшей армией самозванца. Его поддержали атаман Заруцкий и Трубецкой, возглавлявший калужскую рать Лжедмитрия II. Так в начале 1611 года сложился правящий триумвират ополчения, которое в историографии принято называть рязанским, подмосковным, ляпуновским, но чаще всего – Первым.

Историк Ярослав Леонтьев в недавней работе «Ближней приятель, боярин и воевода: М. В. Скопин-Шуйский и его армия» (2017) задается вопросом о нумерации названий ополчений Смутного времени. Он справедливо указывает, что так называемому Первому ополчению П. П. Ляпунова предшествовало ополчение северных, верхневолжских и замосковных городов 1609–1610 годов под командованием князя Скопина-Шуйского. Это ополчение Я. В. Леонтьев именует «Забытым». В самом деле, ополчение Ляпунова не было первым, если рассматривать ополчение как механизм сбора военных сил и как воинскую силу. Однако историографическая традиция «школьной» нумерации ополчений серьезно довлеет в современной историографии, и потребуется, вероятно, концептуальное обоснование новой нумерации или отказ от нее.

Соединенные силы Рязани (Ляпунов), Тулы (Заруцкий) и Калуги (Трубецкой) составили ядро освободительного движения. Постепенно, путем пересылки грамот, с ними выразили солидарность и другие регионы – северские и «украинные» города, Нижний Новгород, Владимир, Ярославль, Кострома, Вологда. Они укрепились крестным целованием и были «в добром совете». От Москвы отпали Казань и Астрахань. По всей стране осуществлялась программа неповиновения: указы бояр и приказных людей игнорировали. За январь и февраль 1611 года Дума лишилась власти над территориями, где власть перешла в руки местных сообществ («миров»), впервые самоорганизовавшихся еще во времена противостояния Шуйского и Лжедмитрия II.

Выдающийся современный историк Борис Флоря указывает, что события Смуты выдвинули местные сообщества на лидирующие роли. Их самоорганизация в начале 1611 года стала следствием осознания провинциальными «мирами» общегосударственных целей.

То, что десятки областных миров сумели в достаточно краткие сроки объединить свои силы для защиты государственной самостоятельности России – свидетельство глубокого патриотизма русского общества.

И, добавим, также свидетельство высокого уровня гражданской ответственности. Объединительное движение местных сообществ, направленное на «очищение» государства, является одним из важнейших процессов Смуты. Впервые проявившееся во времена борьбы против тушинцев, оно стало ответом на экстраординарные события: разрушение государственности и хаос гражданской войны.

Политическая программа нового движения была выражена в грамотах Ляпунова:

А ныни мы всею землею о том стоим, чтоб Жигимонт король <…> сына своего <…> на Московское государство <…> дал и сам бы от Смоленска отошел, изо всей бы земли Российского государства польских и литовских людей вывел, а земли пустошить и разорять не велел.

Крестоцеловальная запись, разосланная участникам ополчения, логически довершала эти положения действием:

А буде король не даст нам сына своего на Московское государство и польских и литовских людей с Москвы и изо всех московских и украинных городов не выведет, и из-под Смоленска сам не отступит, и нам битися до смерти.

Московских бояр в документах ополчения именовали врагами, которые

прелстяся на славу века сего, Бога отступили и приложилися к западным и к жестокосердным, на своя овца обратились.

В начале февраля Ляпунов и его соратники перешли к делу. Городские ополчения юга и Замосковья стали объединяться и двигаться на Москву. Полки из дворян, стрельцов, казаков и служилых иноземцев, даточных людей шли из Переяславля-Рязанского, с Северщины, из Тулы, Калуги, Мурома и «украинных» городов, Нижнего Новгорода и «понизовых» городов, Суздаля, Владимира, Кашина, Бежецка, Романова, Ярославля, Углича, Галича, Костромы, Великого Новгорода. Присоединение Новгорода к общему «совету» сопровождалось трагическими событиями: новгородцы посадили на кол воеводу И. М. Салтыкова, сына М. Г. Салтыкова, несмотря на то что тот изъявлял верность делу освобождения, открещивался от собственного отца и литовских людей.

Подмосковное ополчение и пожар Москвы

В отличие от северного ополчения князя М. В. Скопина-Шуйского, как можно видеть, состав ляпуновского воинства отличался большей географической широтой и социальной пестротой. В него вошли не только русские служилые и посадские люди, но также много казаков и даже черкасы (запорожцы), поляки и литовцы, бывшие холопы и крестьяне, получившие свободу и статус воинов в годы Смуты. Наряду с Ляпуновым, длительное время державшимся стороны Василия Шуйского, лидирующие места в ополчении занимали сподвижники Лжедмитрия II – князь Дмитрий Трубецкой и Иван Заруцкий. Было там немало и других «воровских» воевод, к биографиям которых следует присмотреться.

Боярин князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой происходил из древнего аристократического рода, ветви Гедиминовичей, возвысившегося в конце XVI века. Его дядя князь Никита Романович вместе с П. Ф. Басмановым руководил обороной Новгорода-Северского от войск Лжедмитрия I. К началу Смуты князь Дмитрий был еще молодым человеком. В 1608 году он служил в стольниках. В том году же он покинул царя Василия Шуйского и перебрался в Тушино, получил чин боярина и занял положение главы тушинской Боярской думы. Наряду с этим, вместе с дьяком И. Т. Сафоновым Трубецкой возглавлял Разрядный приказ. После бегства самозванца в Калугу Трубецкой последовал за своим «государем». После смерти Лжедмитрия II Трубецкой был признан командиром значительной частью самозванческой армии.

Польский шляхтич из Тарнополя, казачий атаман Иван Мартынович Заруцкий также звался в Тушине боярином