— разбойнице всегда казались бесхитростными по-детски. Волосы лантиса оказались темнее и жестче, чем у многих тэру. Несколько старых шрамов, память о бурной жизни — говорят, что мужчин украшают эти отметины. Маргара учила иначе: каждый шрам — это след пропущенного удара, и гордиться здесь нечем. “Ты не берег себя, регинец, но ты умелый воин. Вижу, боги тебя не раз защитили”. Многих женщин лантис очаровывал, многие называли прекрасными его зеленые глаза, но Дельфина их не видела. Видела, как искажается от боли лицо при малейшем движение головой. Как губы его шевелятся, слышала молитву. Не мольбу, а благодарность каждый раз, когда он нащупывал рукой сушу. Слов она не понимала, но смысл откуда-то знала. И было это настолько искренне, что островитянке становилось неловко находиться в этот момент рядом. Она почему-то подумала: “Регинкам ты нравишься…”. Рассмотрела, увидела, она человека из Моря только сейчас, хотя сидела с ним уже сутки. Левша… Ну, конечно! Лантис, не пожелавший сражаться с ней, был левшой.

Теперь Дельфине стало жарко, будто тысячи угольков вспыхнули внутри головы. Тот самый человек! Отлично помнила, что лантис пожалел не ее, а своего соратника, истекавшего кровью. Благодарить вроде не за что. Но она не была бы жива, поступи он иначе.

“Господин мой, не бывает в твоем Море таких штормов летом. И без воли твоей, не бывает таких совпадений”.

Ее разбудил чей-то взгляд. Тишина была не от мира сего, ни ветра, ни плеска волн. Женщина с распущенными волосами сидела рядом с ней на песке, нежно протянула к Дельфине руку, но не коснулась. В первый миг показалось, что это одна из тэру подошла ее сменить, но нет…

— Ана…?

Нет, женщина была лишь отдаленно похожа на Ану. И на Циану, и на Маргару, и на Медузу. Остальная команда спала так крепко, словно исчезла вовсе. Только женщина-видение, лантис, Дельфина и пустынный берег ее прародины. Она все поняла, даже ожерелье из ракушек на ее шее узнала — то самое, что однажды сорвала с себя.

— Мара!

Не уродливая, не старая, как представляют ее, посмеиваясь. Усталая и печальная, но печалью мудрой и спокойной. Ненавистная людям Мара приходится матерью Алтимару и Госпоже Дэе, дарящей жизнь, — Дельфина, как и все, знала об этом, но не часто вспоминала. Иногда разбойница злилась на нее, часто просила ее о милости, но никогда не боялась. Глаза лантиса были открыты, но смотрели за грань. Дельфина была уверена, что и он видит богиню.

— Госпожа Смерть, ты пришла за ним?

Голова, снежно-белая, не седая, чуть качнулась — нет. Мертвая Мара, как Дельфина когда-то прокричала в отчаяние, Мара, любящая кровь. Великая и мудрая богиня покоя, вновь собравшая разорванное ожерелье, богиня продолжения, а не конца.

— Я поняла тебя, Госпожа, пусть будет так, как ты хочешь…

Кто-то толкнул ее в плечо: “Дельфина, проснись!”.

Виа, дочь Апии и Нана.

— С кем ты говорила во сне, Выбранный Главарь? Шторм кончился, можно отплывать.

Впервые за пять дней Море затихло, и, по всем приметам, обещало без шалостей донести “Великан” до Островов. Дельфина подтвердила приказ немедленно готовиться к отплытию.

— Выбранный Главарь, а с этим что делать?

Дельфина покосилась на человека из Моря. Он лежал с закрытыми глазами и совершенно неподвижно — даже слишком. Как тот, кто не хочет себя выдать. “Ты отлично слышишь нас, лантис, и понимаешь, что мы говорим о тебе”. Ему явно было лучше, и все же он был слишком слаб, чтоб оставаться в одиночестве. Берег вокруг безлюден, а значит… Дельфина развела руками:

— Ну, не обратно же в Море бросить. Позови тэру, пусть перенесут его на корабль.

— Как? — изумилась Виа. — К нам домой? Регинца???

Дельфина изобразила уверенность так честно, как только умела:

— Острова не так беззащитны, чтобы бояться одного человека.

К счастью, Виа спорить не стала, и остальные подчинились без вопросов. Ответов у Дельфины все равно не было. Из жалости, из благодарности она не могла бросить этого человека. По воле Мары — не могла, хоть и не понимала еще толком, чего хочет Мара.

Масло

На четвертый день плавания Дэльфа взвизгнула: “Очнулся!”.

“Ага, регинец. Значит, ты решил, что достаточно отлежался, и готов заговорить с нами”.

Дельфина знала, что он давно не в таком глубоком забытье, как кажется. Очнувшись среди врагов, она тоже не спешила бы себя обнаружить. Лантис выбрался из шатра на корме, потом сумел встать на ноги. Страшно гордая открытием Дэльфа выросла перед ним, разглядывая, словно диковинного зверя. Регинец не обратил на девчонку внимания, пошатываясь, сделал несколько шагов и остановился, выжидая. Должно быть, палуба еще плыла перед его глазами, но левая рука привычно потянулась к ножнам — увы, их не было.

Темно-изумрудные глаза смотрели не затравленно, хотя было чего испугаться. Регинец понимал — или надеялся — что с ним так возились не затем, чтоб убить, но об островитянах ходили самые жуткие слухи. Он не знал, чего ждать, и ждал, чего угодно.

Дельфина выступила вперед ему навстречу. На самом деле, это ей было страшно.

— Кто главный среди вас, разбойники?

Мог бы и догадаться. Она ответила на медленном регинском:

— В этом рейде Выбранным Главарем объявили меня, Дельфину, дочь Цианы и Аквина.

Ее смерил оценивающий и недоверчивый взгляд. Что бы ни думал регинец о женщине — предводителе, свое мнение он оставил при себе. Он узнал разбойницу с Берега Зубов. Ничем этого не выдал, но она была уверена, что это так. И это пугало. Можно ли годами помнить лицо, что мельком видел в хаосе битвы?

— Мое имя Марк из Лантисии. Ты потопила наш корабль?

Жаль, Совет не слышит, ему бы понравилось. Ей еще предстояло объяснить Совету милосердный приказ — взять регинца с собой. Хорошо, что своих Дельфина бояться не умеет.

Он произнес без вызова, как тот, кто знает себе цену:

— В Регинии пленником считают лишь того, кого победили в битве. Если у вас, разбойников, есть уважение к этому обычаю, я готов сразиться с вашим…, — еще один насмешливый взгляд на Дельфину, — с тем, кого назовет ваш предводитель.

Она подумала: собственное бесстрашие, наверное, утешает, когда утешаться больше нечем. Острова тем и отличались от рыцарства, что не славили честный бой. Остров Леса объяснил Дельфине доходчиво, что в бою бывает победитель и побежденный — последний обычно мертв. Если б ей нужна была жизнь лантиса, она бы просто кивнула бы трем-четырем тэру покрепче. Он наверняка это знал.

— Мы сражаемся, —