– Как мы узнаем, что датчик неактивен? – спросил кто-то из охранников.

– Я не знаю, – пожал плечами альтер. – Лучше не торопитесь. Или у вас что-то запланировано на сегодняшний вечер?

Не получив ответа, альтер вышел из комнаты и осторожно прикрыл за собой двери. Он ловко обманул охранников! Никакой взрывчатки в пансионате не было! И на стене висел вовсе не датчик движения – внутри черной коробочки была только батарейка и реле, заставляющее индикатор мигать! Я это знал так же точно, как и сам альтер.

Для того, чтобы попасть к нашим камерам, нужно было свернуть направо. Но мы прошли до конца коридора и поднялись по каменной лестнице с деревянными перилами, которой я прежде никогда не видел. Наверху был еще один коридор со стенами, выкрашенными в грязно-желтый цвет.

– В свое время в этой части особняка располагалась обслуга – кухня, прачечная, мастерские, – ну и слуги жили, – сообщил мне шагавший рядом альтер в маске.

– Я здесь никогда не был, – ответил я.

– То есть вас все время держали в полуподвале? – удивился он.

– Не знаю. Там не было окон.

– Сволочи! – вынес вердикт догнавший нас здоровяк.

Кто-то из шедших впереди открыл дверь в конце коридора. И я почувствовал воздух. Не тот кондиционированный, стерильный суррогат, которым дышал двадцать лет, а настоящий уличный воздух, насыщенный сотнями самых разных запахов, ни один из которых я даже не пытался угадать.

На улице действительно была осень. Было темно, но в слабых отсветах, плывущих из-за угла здания, я видел, что деревья и кусты стоят голые, а на земле лежит снег.

В горле у меня встал комок. Мне казалось, что я сейчас задохнусь.

– Живее, – подтолкнул меня в спину здоровяк. – У тебя еще будет время полюбоваться красотами природы. Сейчас нам нужно поскорее отсюда убраться.

Я почувствовал к нему неприязнь. Да, конечно он был прав. Но все равно мне не нравилась его самоуверенность. Он никогда не был на моем месте, а потому понятия не имел, что я чувствую. Он просто не способен был это понять.

Мы обогнули угол здания, из которого вышли, и я наконец-то увидел, как выглядит моя тюрьма снаружи. Это был роскошный особняк, совсем не похожий на тюрьму. Прежде я такие видел только на картинках в книгах. Я бы мог вечно стоять и любоваться им. Но альтеры в масках все время подгоняли нас.

– Быстрее! Быстрее!

Мы пересекли газон с присыпанной снегом сухой травой и оказались возле высокой стены, к которой была приставлена лестница. Кто-то из освободивших нас альтеров уже помогал забираться наверх Ольге Николаевне.

– До очередного обхода пятнадцать минут, – сообщил кто-то из вольных альтеров.

Только сейчас я почувствовал, что на улице холодно. Но меня это ничуть не напугало. Мне было даже приятно наконец что-то почувствовать. Все же, я застегнул пуговицу на воротнике своей стройотрядовской куртки.

Когда пришла моя очередь подниматься по лестнице, по эту сторону забора, кроме меня, оставались двое: здоровяк и альтер, вручивший мне пакет с тортом. Пакет мне мешал, поэтому поднимался я медленно.

Здоровяк достал из кармана телефон и нажал кнопку вызова.

– Рушан, у нас все в порядке. Как и рассчитывали, семеро человек. Ждем тебя через три минуты. Давай.

Оказавшись на самом верху, я увидел с другой стороны стены точно такую же лестницу. Спускаться было гораздо проще, и вскоре я оказался на земле.

– Теперь я только рад тому, что нас ежедневно заставляли тренироваться, – сообщил мне Николай Несторович. – Иначе бы я не преодолел эту стену.

Я только улыбнулся в ответ. Говорить ничего не хотелось. Я, как губка, всеми органами чувств впитывал новые ощущения. Цвета, запахи, звуки, холодный воздух на коже. Все это казалось мне бесценным даром, которого долгие годы я был насильственно лишен. Мне было хорошо и плохо одновременно. И я не мог понять, почему так?

Последние спустившиеся со стены альтеры принялись разбирать лестницу. Ту, что находилась по другую сторону стены, они, видимо, решили оставить.

Я услышал звук работающего двигателя – через лес, на окраине которого мы стояли, ехала машина. Причем на большой скорости и с выключенными фарами. Через двенадцать с половиной секунд машина выехала на открытое пространство, резко развернулась, пошла юзом по мокрому снегу, перемешанному с палой листвой, и остановилась в двух шагах от нашей группы. Это был микроавтобус темно-синего цвета, который в темноте казался почти черным. Боковая дверца откатилась в сторону, и мы начали загружаться в салон. Было тесно, но места хватило всем. Здоровяк сел на переднее сиденье рядом с водителем. Повернувшись к тем, кто сидел в салоне, он стянул с головы шапку-маску. У него оказалось широкое, добродушное, вызывающее доверие лицо. Светло-русые волосы растрепаны. А улыбка у него была такая открытая, что сразу захотелось улыбнуться в ответ.

– Погнали, – сказал он водителю.

Машина сорвалась с места и нырнула в лес. Навстречу метнулись деревья, которые, казалось, вот-вот разнесут вдребезги лобовое стекло.

Даже мне, проведшему двадцать лет в одиночной камере, было ясно, что ехать на скорости ночью через лес, не включая фар, – это даже не безумие, а форменное самоубийство.

Но мне не было страшно.

Шарков приоткрыл дверь в кабинет Джамалова.

– Разрешите войти?

Ответа не последовало.

По-бычьи наклонив голову, Джамалов расхаживал по просторному кабинету, вдоль длинного стола для заседаний. Пиджак его был застегнут на все пуговицы, галстук затянут на шее, как удавка. Шаги шлепали по паркету, словно удары мухобоек, которые все никак не могли накрыть цель. То и дело полковник вскидывал руки и проводил ладонями по волосам, ото лба к затылку. Движение было неконтролируемое, нервическое, явно свидетельствующее о том, что Джамалов не просто растерян, а выбит из привычной колеи, по которой он спокойно и уверенно катил большую часть своей жизни.

Кроме полковника в кабинете находился еще один человек. Он расположился по центру длинного стола, под портретом вечно молодого спин-протектора, лицом к двери. На вид человеку можно было дать немногим больше тридцати. У него было непропорциональное, сужающееся книзу лицо – широкий лоб, выступающие скулы, нос средних размеров, впалые щеки, маленький рот, а подбородка будто и вовсе не было. Кожа у незнакомца была гладкая, как у младенца, и очень светлая, резко контрастирующая с иссиня-черными, густыми волосами, гладко зачесанными назад и как будто даже слегка набриолиненными. На нем был светло-синий пиджак с узкими лацканами, явно не местного пошива, ослепительно-белая рубашка с узким стоячим воротником и узкий синий галстук с крошечной круглой заколкой. На лацкан пиджака был приколот маленький золотой значок – буква «В», вертикальная палочка которой вытягивалась вниз, изгибалась и обводила всю букву ровным кругом. Руки незнакомец поставил локтями на стол и переплел кончики пальцев. Перед ним на столе лежал смартфон с большим экраном, планшет и небольшой, но толстый блокнот в кожаном переплете. Встретившись взглядом с Шарковым, человек за столом едва заметно улыбнулся.