— Нет. Не вышло. Ко мне попал… бывший функционал. Частьспособностей остается, самая капелька… он меня почувствовал. Он умирал. Цайпытался убить его, но он как-то исхитрился и ушел, он сам был бывшим полицейским.Его звали Петрид, он был из Антика…

Его звали Петрид, и он родился в мире, который функционалыназывали Антик. Это был мир застывшей Утопии — утопии Мора и Кампанеллы, тойсамой, где самый бедный крестьянин имеет не менее трех рабов. И этот мир,способный вызвать истерику у социолога, существовал, развивался — но оченьсвоеобразно, колонизировал Америку и Африку, хотя так и не дотянулся доАвстралии, спокойно дремлющей в своем вечном каменном веке.

Он был рабом, позже, приняв участие в удачном восстании,получил права свободного гражданина и стал преуспевающим землевладельцем. Всорок лет он превратился в функционала.

А через пять лет убил таможенника и ушел в Кимгим, разорвавсвязь со своей функцией. Его преследовали, он был уже изувечен, когда наткнулсяна Иллан. И та попыталась его спасти. Иллан умела многое, хотя техника в ееоперационной и заставила бы усмехнуться земного хирурга. Она сшила порваннуюпечень, удалила поврежденную селезенку — у бывших функционалов способности крегенерации исчезали начисто. Порой Петрид приходил в сознание и говорил с ней.Он понимал, что умирает, не верил, что его спасут, но все время хихикал и нескакую-то чушь. Про функционалов, которые таскают каштаны из огня, про самыйпервый мир, про то, что их всех обманули, что он должен был быть императоромили поэтом, про несовершенство мира, всех миров, которые изувечены, словнодоброе дерево рукой неумелого садовника. Иллан не могла понять, бредит он илидействительно что-то знает. Она работала, пытаясь спасти ускользающую жизнь, —и говорила с ним, одновременно и пытаясь что-то выяснить, и удерживая Петрида всознании.

Потом пришел Цай.

Иллан крикнула ему, чтобы он не мешал. Цай пожал плечами,отшвырнул ее в сторону, принадлежащим Иллан скальпелем перерезал Петриду горлои спокойно удалился. Иллан пыталась помешать, но даже в своей функции она былабессильна против полицейского. Убивать и драться — это было совсем не ееработой.

С этого дня она стала тренироваться. Вопреки вложенным в нееумениям Иллан училась сражаться. Она брала уроки рукопашного боя и каратэ,посещала фехтовальные секции и тиры. Это заметили. Вначале смеялись. Потомстали журить. А в конце потребовали прекратить неподобающее поведение.Подвергли остракизму в воспитательно-познавательных целях, как выразилсяФеликс.

Кончилось тем, что Цай пришел к ней и стал избивать. Нет,скорее всего он не собирался убивать — всего лишь проводил воспитательнуюбеседу. Но его ждал сюрприз. Иллан была готова к такому повороту событий изаманила полицейского в ловушку. Два выстрела из дробовика в лицо егоостановили.

— Я его застала врасплох, — сказала Иллан. — И, наверное,могла убить. Он был ослеплен, глаза вытекли, все лицо превратилось в кровавоемесиво. Только перезарядить дробовик и… Но я не смогла. Тогда я былажалостливой дурой. Выстрелила еще по коленям, чтобы не смог догнать. И ушла.Прервала связь со своей функцией. Уехала в город, где — знала совершенно точно— нет функционалов. Стала жить и работать там. Сто километров от Кимгима… мнеэто казалось надежной защитой. Но я все-таки не собиралась вечно прятаться. Мнеповезло, я спасла от смерти парнишку, предводителя местной молодежной банды.Ничего серьезного, хулиганы малолетние. Конечно, рано или поздно они могли быпревратиться в настоящих бандитов. Но я им этого не дала. Рассказала профункционалов. Убедила, что все это правда. Они решили, что бороться снеуязвимыми функционалами — куда веселее, чем бить друг другу физиономии иподворовывать грузы в порту…

— Мне очень жаль, — сказал я. — Но вы мне выбора неоставили.

— Я виновата, — признала Иллан. — Я… я заразилась их методомрешения проблем. Мы стали нападать на функционалов. Пытались захватить тех, ктознал правду о первой Земле, о тех, кто управляет функционалами и создает их изобычных людей.

— Как говорил товарищ Ленин товарищу Сталину — экспроприациии бандитизм без знания классовой борьбы нам не помогут, — сказал я.

— А он так говорил? — удивился Котя.

— Ну… что-то подобное, наверное, говорил. Согласнокоммунистической мифологии.

Иллан кашлянула. Видимо, ее не интересовали мифы прошлого.

— Расскажи про Землю-один, — попросила она. — На тебянапали? Как это случилось? Почему?

— Земля-один — это Аркан, — сказал я. — Мир, в котором, каксчиталось, время опережает наше на тридцать пять лет. Только это все неправда…

Враги становятся друзьями куда реже, чем друзья — врагами.

Это закон природы. Все на свете стремится от сложного кпростому. Живое умирает, скалы рассыпаются в песок, узорчатые снежинки тают ипревращаются в капли воды. Огонь за минуты пожирает дерево, которое рослодесятки лет. Флакон с кислотой в руках маньяка за три секунды растворяет краскина картине, которой художник отдал половину жизни. Пуля в одну секунду обрываетжизнь мальчишки, которого мать растила девять месяцев и еще восемнадцать лет.Одно-единственное слово не успевает еще отзвучать, превращает старых друзей взаклятых врагов. Астероид, чей путь пересекается с орбитой планеты, губит всеживое; вспыхнувшая сверхновой звезда сжигает свои планеты; материя и энергиянеумолимо разбегаются в пространстве, превращая живую и цветущую Вселенную внеподвижное ничто.

Распад, разрушение, смерть — это очень простые действия.Только жизнь противится простоте, восстает вопреки законам природы. Не замечаясмерти и тлена, растут травы и звери. Забывая о смерти и тлене, живут люди. Ивопреки простым и удобным законам природы люди создают свои отношения — кудаболее сложные, чем все придуманные человеком машины и механизмы. Что такоедвигатель внутреннего сгорания по сравнению с огнем человеческой страсти? Какойфотоаппарат запечатлеет восход солнца лучше кисти художника и слов поэта? Развевзрыв ядерной бомбы разрушительнее ярости Чингисхана или безумия Гитлера?

Человеку свойственно противостоять разрушению. Сам смыслчеловеческого существования состоит в этой вечной, яростной борьбе, которуюневозможно выиграть — но в которой нельзя и уступить.

И все-таки это очень трудно — стать другом для бывшеговрага. Еще труднее самому считать его другом.

Я рассказал Иллан все, что узнал сам. Начал с политика и егопросьбы найти Аркан. Коротко рассказал про выход в Нирвану — вначале Илланслушала без интереса, заволновалась лишь когда речь зашла о Насте. Но все-такиЗемля-один интересовала ее куда больше.

— Как мы и думали, — сказала она, выслушав до конца. —Должны были быть те, кому это выгодно. Всегда есть те, кому выгодно!