Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пайщики театра не придали никакого значения письму маршала, заявив, что у самого Ришелье не больше прав, чем у Бомарше, на проверку их бухгалтерии.
Будучи в то время занятым другими проблемами, такими, как поставки военного снаряжения в Америку и участие в судебных процессах, касавшихся его лично, Бомарше, который не имел ни малейшего желания ссориться с актерами «Комеди Франсез» и терять благосклонность мадемуазель Долиньи, исполнительницы роли Розины, в какой-то момент решил отказаться от этой борьбы. Узнав об этом его собратья по перу, в частности Седен, стали умолять его встать на защиту униженных драматургов. Эти просьбы подстегнули обожавшего любую борьбу Бомарше. Поскольку приближалось уже тридцать второе представление его «Севильского цирюльника» на сцене «Комеди Франсез», он потребовал, чтобы театр полностью рассчитался с ним, представив подробный отчет.
Пайщики «Комеди Франсез» делегировали к автору пьесы актера Дезесса с тем, чтобы тот передал ему 4506 ливров в качестве причитающегося ему процента от сборов. Поскольку никаких подтверждений правильности расчетов Дезесса не представил, драматург отказался принять у него деньги и вновь потребовал подробного финансового отчета. В ответ на это ему сообщили лишь, на какую сумму были проданы перед спектаклями билеты, и сказали, что подсчитать стоимость абонементов, часть из которых была пожизненной, не представляется возможным.
На яростные протесты Бомарше пайщики «Комеди Франсез» ответили готовностью создать комиссию, которая совместно с адвокатами разберется в этом деле, но, чтобы показать, что они не собираются сдаваться, временно исключили «Цирюльника» из репертуара.
«Идея созвать на настоящий консилиум адвокатов и доверенных лиц для того лишь, чтобы выяснить, следует или нет посылать мне подробный и должным образом подписанный отчет о причитающихся мне суммах за авторские права на мою пьесу, кажется мне весьма странной», — признался Бомарше, уязвленный тем, что его требование получить «выписку из бухгалтерских книг» было встречено столь враждебно.
Объявленный консилиум так и не собрался. Бомарше, узнав об этом, с еще большим энтузиазмом принялся настаивать на выполнении своих требований. Но постановку «Цирюльника» не возобновили. Пайщики «Комеди Франсез» обратились за помощью к герцогу де Дюра, еще одному официальному куратору театров, и попросили его вступить в переговоры с Бомарше.
Литератор и член Французской академии герцог де Дюра признал справедливость требований драматурга и предложил вместо существующей произвольной системы деления прибыли ввести новую, основанную на договоре, в котором будут должным образом зафиксированы права обеих сторон. Дюра посоветовал Бомарше обсудить условия договора с несколькими драматургами, но Бомарше заявил, что, поскольку все авторы, пьесы которых ставились в «Комеди Франсез», равны в правах, то и собрать нужно их всех.
Герцог с этим согласился, и 27 июня 1777 года Бомарше разослал всем своим коллегам-драматургам приглашения к себе на обед, во время которого предполагалось обсудить условия соглашения, предложенного герцогом де Дюра.
Литература занимала в жизни Бомарше далеко не главное место, поэтому он даже не подозревал о раздорах, царивших в кругу профессиональных писателей. Ему казалось, что дело быстро пойдет на лад уже хотя бы потому, что он попросил председательствовать на этом собрании трех драматургов, являвшихся членами Французской академии.
Двое из них — старик Сорен, автор «Спартака», чья слава осталась в прошлом, и Мармонтель, находившийся на пике популярности, — с воодушевлением откликнулись на приглашение. Зато недавно ставший академиком Лагарп заупрямился: этот молодой человек отличался таким склочным характером, что коллеги прозвали его «Гарпией», умение прощать обиды никогда не входило в список его добродетелей. Он отказался от приглашения на обед, но сообщил, что готов принять участие в обсуждении договора при условии, что двое из его коллег, Совиньи и Дора, не будут присутствовать на этом собрании. Бомарше, который желал видеть у себя всех драматургов, попросил Лагарпа забыть на время о вражде, дабы «не делить метлу на отдельные прутья». Однако Лагарп не внял этому мудрому совету и заявил, что «он не может считать двух названных им авторов честными писателями». Лишь позднее, осознав, что на карту поставлены его собственные интересы, Лагарп поступился ради них своими принципами.
Шарль Колле, один из самых модных драматургов своего времени, автор комедии «Выезд на охоту Генриха IV», которая до сих пор не сходит с театральных подмостков, не раз выяснял отношения с пайщиками «Комеди Франсез», поэтому Бомарше надеялся обрести в нем своего самого надежного союзника, но и в этом его постигло разочарование. Состарившийся и желавший покоя Колле не захотел ни во что вмешиваться; он прислал свой ответ уже после того, как собрание состоялось, сославшись на то, что поздно получил приглашение, поскольку жил в деревне и собирался оставаться там до самой осени. Но даже вернувшись в Париж, он всячески устранялся от участия в решении этой проблемы, подкрепляя свою позицию то цитатой из Корнеля: «Герой видит мошенника и в душе смеется над ним», то более скромно — из Пирона: «Через презрение я обрел покой».
Дидро, отец мещанской драмы, также ответил на посланное ему приглашение отказом:
«Итак, сударь, вы оказались во главе „мятежа“ драматургов против актеров. Вы знаете, какова ваша цель и как вы будете ее добиваться; и у вас есть комитет, синдики, собрания и решения. Я никогда не участвовал в подобных мероприятиях и не считаю для себя возможным делать это впредь. Я провожу свою жизнь в деревне, вдали от всех городских дел, позабыв о них почти так же, как городские жители позабыли обо мне. Позвольте мне ограничиться пожеланиями успеха вашему предприятию. Пока вы будете сражаться, я буду возносить молитвы на медонской горе. И пусть благодаря вам литераторы, посвятившие себя театру, обретут независимость! Но, откровенно говоря, я опасаюсь, что справиться с театральной труппой будет посложнее, чем с парламентом. Смех не будет иметь здесь той же силы. И все равно, ваша попытка не станет от этого менее справедливой или менее благородной. Приветствую и обнимаю вас.
Севр, 5 августа 1777 года.
Дидро».
Наряду с этими фигурами первой величины на приглашение Бомарше не откликнулся и кое-кто из менее значительных авторов, среди них был редактор «Газетт де Франс» Бре, которого мало занимала проблема авторских прав, а также милейший Пуансине де Сиври, оказавшийся в тот момент за долги в Фор-Левеке, правда, этот последний в любом случае вряд ли бы появился у Бомарше, так как очень дорожил благосклонным отношением к нему актрис.
Среди тех, кто поддержал намерения Бомарше, был глубокомысленный пессимист Шамфор:
«Можно с полным основанием рассчитывать на то, что ваш ум, ваша компетентность и ваша энергия найдут способ искоренить те основные злоупотребления, кои в своем единении должны неотвратимо погубить драматическое искусство во Франции. Вы окажете неоценимую услугу нации и впишете, в который раз уже, свое имя в летопись замечательной эпохи, покрыв его славой, к которой вы, наверное, привыкли. Театральная пьеса, которая будет обязана своим рождением проведенной вами реформе, возможно, переживет тот или иной судебный орган, как „Филоктет“ Софокла пережил суд Ареопага и Амфиктионии.