— Одна?

— С Помпеем.

— И ты не боишься?

— Я отправлюсь парламентером, если вашему высочеству угодно дать мне инструкцию.

— А, вот это ново! — воскликнула маркиза. — Мне кажется, что дипломатами становятся не в одну минуту и что науку эту надобно долго изучать. Маркиз де Турвиль, лучший дипломат своего времени и величайший воин, называл ее труднейшей из всех наук.

— Хотя я и не сведуща в дипломатии, — отвечала Клер, — все же попробую, если ее высочеству угодно будет позволить мне…

— Разумеется, ее высочество позволит вам, — сказал Ленэ, значительно взглянув на принцессу, — я даже уверен, что никто, кроме вас, не может иметь успеха в таких переговорах…

— Что же может сделать виконтесса, чего не сделали бы другие?

— Она просто станет торговаться с господином де Канолем, чего не может сделать мужчина, потому что его выбросят за это в окно.

— Мужчину — да, — возразила маркиза де Турвиль, — но женщину?

— Если мы решим отправить на остров Сен-Жорж женщину, — сказал Ленэ, — то лучше всего будет послать туда виконтессу, нежели кого-либо другого, потому что именно ей первой пришла в голову эта идея.

В эту минуту к принцессе явился курьер. Он привез письмо от бордоского парламента.

— Ах, — воскликнула принцесса, — вот, по-видимому, ответ на мою просьбу!

Обе дамы, желая проявить участие, а также из любопытства подошли к ней. Ленэ же спокойно остался на прежнем месте, зная наперед содержание депеши.

Принцесса жадно прочла ее.

— Они просят меня… Зовут… Ждут! — воскликнула она.

— Ага! — сказала маркиза де Турвиль с торжествующим видом.

— Но что пишет парламент о герцогах?.. — спросил Ленэ. — Что об армии?

— Ни слова.

— Так мы без защиты, — сказала маркиза.

— Нет, — возразила принцесса, — нет, с помощью бланка герцога д’Эпернона я займу крепость Вер, которая господствует над Дордонью.

— А я, — сказала Клер, — я захвачу Сен-Жорж, ключ ко всей Гаронне.

— А я, — прибавил Ленэ, — доставлю вам герцогов и армию, если только вы дадите мне время действовать.

Через день принцесса и ее свита подъехали к Бордо. Следовало наконец решить, каким образом они вступят в город. Герцоги с армией находились оттуда примерно в десяти льё. Следовательно, в Бордо можно было войти либо мирно, либо применив силу. Всего важнее было решить, что лучше: повелевать в Бордо или повиноваться парламенту?

Принцесса Конде собрала свой совет, состоявший из маркизы де Турвиль, Клер, придворных дам и Ленэ. Маркиза, знавшая своего противника, очень настаивала, чтобы Ленэ не допускать в совет. Она обосновывала это тем, что идет война женщин, в которой мужчины должны действовать только на полях битвы. Но принцесса объявила, что Ленэ взят на службу принцем, ее супругом, и поэтому она не может не призвать его в комнату совещаний, где, впрочем, присутствие его не может иметь важного значения, потому что решено: он может говорить сколько ему угодно, но его не станут слушать.

Осторожность маркизы де Турвиль не была совсем бесполезна; за два дня, истраченные на переезд, она успела настроить принцессу на воинственный лад, к чему та и без того уже склонялась; маркиза боялась, чтобы Ленэ не разрушил весь ее труд, осуществленный с такими усилиями.

Когда совет собрался, маркиза изложила свой план; он состоял в том, чтобы тайно призвать герцогов и армию, добыть добром или силой необходимое число лодок и прибыть в Бордо по реке с криками: «К нам, жители Бордо! Да здравствует Конде! Долой Мазарини!»

Таким образом, въезд принцессы становился настоящим торжественным шествием, и маркиза де Турвиль окольным путем возвращалась к своему любимому проекту: взять Бордо силой и напугать королеву армией, которая начинает свои действия с такого блестящего удара.

Ленэ все время кивал головой в знак одобрения и прерывал слова маркизы только восторженными восклицаниями; потом, когда она закончила изложение плана, сказал:

— Бесподобно, маркиза! Извольте сделать заключение.

— Это очень легко, оно состоит из двух слов, — продолжала торжествующая дама, воодушевляясь своей собственной речью. — Под градом пуль, при звоне колоколов, при криках народного негодования или любви слабые женщины мужественно выполнят свою славную миссию: малютка на руках матери станет просить защиты у парламента. Это умилительное зрелище непременно тронет самые жестокие души. Таким образом, мы одержим победу вполовину силой, вполовину при помощи справедливости нашего дела, — а в этом, я думаю, состоит вся цель ее высочества.

Заключение речи маркизы произвело еще более впечатления, чем самое изложение ее плана. Все были в восторге, а более всех принцесса. Клер, которую все больше охватывало желание ехать на остров Сен-Жорж для переговоров, аплодировала. Капитан телохранителей тоже поддакивал, потому что он по званию своему должен был искать случая показать храбрость. Ленэ более чем хвалил: он встал, взял руку маркизы и почтительно и искренне пожал ее.

— Сударыня, — воскликнул он, — если бы мне не было известно, сколь велико ваше благоразумие, сколь основательно — не знаю, по инстинкту или в результате изучения, да это и неважно — знакомы вы с тем важным политическим и военным вопросом, который нас теперь занимает, то вполне убедился бы в этом сейчас и простерся бы ниц перед самой полезной советницей, которую когда-либо могла сыскать ее высочество…

— Не правда ли, Ленэ, — сказала принцесса, — план превосходен? И я то же думала. Виала, наденьте на герцога Энгиенского шпагу, которую я приказала приготовить для него, а также его шлем и оружие.

— Да, скорее, Виала; но прежде позвольте мне сказать только одно слово, — начал Ленэ.

Маркиза де Турвиль, уже возгордившаяся от своего успеха, опечалилась, потому что знала, как обыкновенно Ленэ восстает против нее.

— Извольте, говорите! — сказала принцесса. — Что еще?

— Почти ничего, мадам, самое ничтожное замечание: никогда еще не предлагали плана, который так согласовался бы с характером вашего высочества и интересами дома Конде.

От этих слов маркиза де Турвиль еще более нахмурилась, а принцесса, начинавшая было сердиться, теперь улыбнулась.

— Но, ваше высочество, — продолжал Ленэ, следя глазами за реакцией своей соперницы на это «но», — соглашаясь с особенным удовольствием на исполнение этого плана, который один только нам пристоен, я осмелюсь предложить маленькое изменение.

Маркиза с неудовольствием холодно отвернулась и приготовилась к защите. Принцесса опять нахмурила брови.

Ленэ поклонился и движением руки попросил позволения продолжать.