– Долго ты оставался в Нью-Йорке? – спросилон, глядя сквозь щелку жалюзи.

– Около недели. Мне не хотелось держать вШтатах ни цента, поэтому я перевел деньги в Торонто. В Панаме они находились вфилиале банка Онтарио, так что проблем с перемещением всей суммы у меня невозникло.

– И ты начал тратить их?

– Очень осторожно. Я уже был канадцем сотличными документами, жителем Ванкувера, а имевшиеся средства позволили мнекупить небольшую квартирку и обзавестись кредитными карточками. Я нашелпреподавателя португальского и шесть часов в день тратил на изучение языка.Несколько раз летал в Европу, паспорт мой приобрел потрепанный вид и был хорошоизучен чиновниками. Все шло великолепно. Через три месяца я выставил квартируна продажу и отправился в Лиссабон. Девять недель шлифовал язык там, а пятогоавгуста девяносто второго вылетел в Сан-Паулу.

– День твоей независимости.

– Полной свободы, Карл. Приземлился я там сдвумя маленькими чемоданами. Взял такси и растворился в потоке транспорта. Былотемно, шел дождь, улицы забиты машинами. Я сидел позади водителя и думал о том,что ни одна душа в мире не знает, где я сейчас нахожусь, и никто не сможетразыскать меня. Я чуть не расплакался, Карл. Абсолютная, ничем не ограниченнаясвобода! Я смотрел на лица шедших по улицам людей и чувствовал себя одним изних. Я стал бразильцем по имени Денило. И никогда больше не сделаюсь кем-тодругим.

Проспав часа три на жестком матрасе, брошенномна пол чердака подальше от Лиа, Сэнди проснулся с первыми лучами солнца. Часыпоказывали половину седьмого. Оба пожелали друг другу спокойной ночи в три –после семи часов изнурительного изучения документов и прослушивания записанныхПатриком разговоров.

Сэнди принял душ, оделся, спустился в кухню иувидел там, к своему удивлению, сидевшую за столом свежую и бодрую Лиа.Восхитительно пахло кофе. На столе лежали газеты. Лиа приготовила ему сандвичи– слой джема на кусочках поджаренного белого хлеба. Сэнди был готов вернуться вофис и приступить там к работе с документами на Арициа.

– Об отце слышали что-нибудь? – спросил он.

– Нет. Отсюда нельзя звонить. Чуть позже пойдув магазин и позвоню из телефона-автомата.

– Я помолюсь за него.

– Спасибо.

Они положили коробку с бумагами и пленками вбагажник его машины и попрощались. Лиа обещала в течение суток сообщить о себе– пока она никуда не собиралась.

Проблемы их общего знакомого из серьезныхстановились безотлагательными.

Утренний воздух был прохладным: дыхание осеничувствовалось даже на побережье.

Набросив теплую куртку, Лиа отправиласьпрогуляться вдоль берега, без всякой обуви, босиком, сунув левую руку в карман,а в правой держа чашку с кофе. Она по-прежнему была в раздражавших ее солнечныхочках. От кого на пустынном берегу прятать лицо?

Лиа родилась у моря и привыкла гулять пополосе прибоя. Домом для девочки была квартира отца в Ипанеме, одном из лучшихрайонов Рио, – там все дети росли на берегу.

Расхаживать у самой кромки воды и не быть приэтом окруженной миллионами загорающих или просто веселящихся людей – казалосьей удивительным. Отец ее стал одним из первых, кто подал голос противнеконтролируемого, спонтанного развития Ипанемы. Паоло Миранда негодовал поповоду угрожающего роста населения и бессистемной застройки, его поддержалимногие соседи. Такое поведение шло вразрез с обычным принципом: живи и давайжить другим, – однако довольно скоро он снискал не только всеобщее уважение, нои приобрел множество последователей. Ева, профессиональный юрист, неоднократножертвовала временем ради того, чтобы помочь защитить права жителей Ипанемы иЛеблона.

Из-за облаков проглядывало солнце, поднялсялегкий ветерок. Под клекот круживших над головой чаек она вернулась в коттедж,проверила, хорошо ли закрыты двери и окна, а потом отправилась на машине вогромный супермаркет, расположенный в паре километров, – купить шампунь ифрукты. Кроме того, ей нужно было позвонить.

Оказавшегося рядом мужчину она сначала и незаметила, а когда наконец обратила на него внимание, то подумала, что он стоялчуть ли не вплотную к ней уже целую вечность. В ее руке был флакон сополаскивателем для волос.

Мужчина оглушительно чихнул, как если быподхватил простуду. Обернувшись, она бросила на него взгляд из-под очков и отпристального взора незнакомца едва заметно вздрогнула. Был он белым, небритым,лет тридцати – сорока – рассмотреть что-либо еще у Евы не хватило времени.

Он смотрел на нее широко расставленнымигорящими зелеными глазами. С независимым видом Ева прошла к кассе. Кто-нибудьиз местных, подумала она, какой-нибудь извращенец, любящий потереться вмагазине и поглазеть на привлекательных покупательниц. Вполне может быть, чтоздесь даже знают его имя и просто не хотят поднимать лишнего шума, потому чтоон и мухи не обидит.

Несколькими минутами позже она увидела еговновь – он прятался у стойки с выпечкой: голову мужчина склонил, нопроницательные глаза следили за каждым ее движением.

Для чего прятаться, зачем скрывать лицо? Евауспела заметить его шорты и легкие плетеные сандалеты.

От внезапно подступившего панического страхапо телу прошла дрожь. Первой мыслью было бежать, и все же она нашла в себе силысложить покупки в небольшую корзину.

Да, за ней следят, но почему бы и ей непроследить за незнакомым мужчиной, кто бы он ни был? Когда она увидит его вследующий раз? Ева чуть помедлила в отделе мясных деликатесов и перешла ксырам. Что-то долго его не видно.

Ага, вот он, стоит спиной к ней и держит пакетмолока.

Еще две-три минуты, и она увидела незнакомца вокно, он шел по стоянке, склонив голову, и говорил что-то в трубку мобильноготелефона – ни сумки, ни пакета у него не было. А как же молоко? Можнопопробовать выйти через заднюю дверь, однако ее машина находится у главноговхода. Пытаясь сохранить спокойствие, Ева расплатилась у кассы, но рука ее приэтом заметно дрожала.