Встреча прошла на уровне. И даже я получила удовольствие, слушая предложения Кирилла. Илья Сергеевич согласно кивал и предложил нам обед за счет заведения. Воронцов отказываться не стал. И хотя я ощущала себя неуютно в таком роскошном месте, сумела побороть неудобство. К концу встречи даже стала снисходительно улыбаться официанту, приставленному к столу, а не вздрагивать, когда он спрашивал, что моей душе угодно.

Воронцов изредка поглядывал на меня, продолжая строить линию поведения и беседуя с клиентом. Когда выходили из «Царь — города» все-таки облегченно выдохнула. Можно расслабиться.

— Никогда не были в подобных местах? — задал закономерный вопрос начальник после того, как мы вновь сели в его черный паркетник.

— Нет, — повела я плечом.

Дорога к ресторану прошла в полной тишине, нарушаемой лишь тихим звучанием музыки. Но мне эта тишина не мешала, она была удобной. И Воронцов вроде бы разделял мое мнение. Сейчас же он впервые заговорил.

— Вы держались на уровне.

— Может быть, — не стала спорить я. — Я тщательно следила за тем, что делали вы.

— Так, Кира, а теперь скажите мне правду. Почему вы решили уволиться?

— Я вам уже сказала, — мягко настаивала я. — Вы с Максимом Алексеевичем играете в шахматы, а я готовилась к шашкам.

— Сомневаюсь, что причина только в этом. Я вам дал понять, что с вашим уходом ничего не изменится.

— Возможно. Но зато я смогу начать новую партию с умом.

Воронцов хмыкнул, и автомобиль с хищной грацией заскользил по дорожному полотну.

— Значит, вы предпочли сдаться, и я в вас ошибся, Кира.

Я усмехнулась, понимая, что зачем — то начальник вновь начал свои игры. Провоцирует. Вопрос только: какого ответа он пытается от меня добиться?

— Каждый может ошибиться, — безразлично протянула я, наблюдая за реакцией Воронцова. — И даже сильные мира сего порой засыпаются на мелочах. Вы показали мне мое место, Кирилл Романович. Но я не согласна с вашим выбором.

Поймет ли тонкий, завуалированный намек на полуночный разговор? Он посчитал, что со мной можно поиграть, как кошка с мышкой. Один поцелуй — ничего не значит, верно? Особенно если о чувствах речи не идет. Но Надежда не могла ошибиться. А раз так, то мне еще больше хочется доказать, что и я чего — то стою. И уж тем более не хочу становиться разменной монетой из — за чьих — то тараканов в голове. У меня и своих достаточно.

— И на какое же место вы претендуете, Кира? — в тон мне отозвался Кирилл. — Чтобы стать королевой, пешке нужно пройти свой путь. А вы, насколько я вижу, весьма амбициозны, если не брать во внимание последние события.

— Вам правда интересно? Мне показалось, что вам нет до меня никакого дела, — отозвалась равнодушно и откинула голову на подголовник, расслабляясь на сидении. — Мое место там, где во мне будут видеть не просто красивую девочку, а дипломированного специалиста.

— А я, значит, вижу в тебе девочку? — вдруг рявкнул Воронцов.

— Не подымайте на меня голос, Кирилл Романович, — произнесла спокойно. — Не забывайте, что больше меня в «Немезисе» ничего, кроме отработки, не держит.

— Ты все еще работаешь на меня, Кира. И мы уже обсудили произошедшее в выходные и пришли к общему мнению, или не так?

— Это вы приняли решение, а не я.

— Так вот, в чем причина. Тебе неуютно в моем обществе? Боишься, что я перестану сдерживать себя и поддамся чувствам?

Усмехнулась.

— Одна из причин, но не самая главная. За эти несколько дней вы научили меня многому, в том числе анализировать ситуацию. Потому самым верным выходом из ситуации считаю свое увольнение. И о каких чувствах вы говорили? Я прекрасно помню, чем вы объяснили наш поцелуй.

На часах шесть вечера. А, значит, стоит нам заехать на парковку, можно садиться в свой автомобиль и дожидаться Александра.

— А ты? Я не спрашивал, что ты думаешь о том проявлении слабости. Но если мне не изменяет память, ты не возражала против моего напора и даже ответила. Только позже испугалась. Так? Выходит, наше желание обоюдно и, в случае твоего увольнения, все преграды исчезают.

Интересный вывод. Раз мы больше не будем начальником и подчиненной, то Воронцова больше ничего не будет сдерживать? Тяжело было признаться себе, что и я тогда… несколько проще начну относиться к ситуации. Но признаться Кириллу в этом не могла и потому следовало сказать то, что думала.

Мы как раз заехали на подземную парковку, и начальник припарковал автомобиль в нескольких метрах от моего. А возле японки, прижавшись к белому капоту, стоял Александр. Я же ему не звонила… потому и подъехал к пяти. Интересно только, как прошел на парковку и нашел мою машину?

Я так долго смотрела сквозь стекло, что Воронцов заинтересовался причиной пристального взгляда. Отвела взгляд от Шерна и заметила, что Кирилл, сжав челюсти, наблюдает за ним. И потому нахлынувшая решимость заставила перейти на личности.

— Вы бесчувственный сноб, Кирилл Романович. Вы боитесь признаться себе и принять то, что вы тоже можете чувствовать. Вы списываете все на похоть, хотя прекрасно понимаете, что дело не в ней. Вы прячетесь, потому что вас обидели, но найти силы, чтобы избавиться от страха, не можете. Знаете, кто вы, Кирилл?

— И кто же? — в упор уставился на меня Воронцов.

— Трус, — пожала плечами я. — Мне тоже страшно, но я хотя бы честна сама с собой. А вы — нет. И потому вы трус.

И выскользнула из автомобиля, грациозно направляясь к Александру. Чувствовала сверлящий спину взгляд. Да, я задела его. И специально. Потому что своей речью он заставил меня понять, почему я тогда ответила на поцелуй. Я хотела этого. Хотела, потому что этот сильный и чертовски опасный мужчина мне нравится. И пусть все это время пыталась, как Воронцов, не верить себе и контролировать каждый свой взгляд и действие… Но та ночь свела меня с ума. И я снова и снова желала ощущать тот огонь, что проснулся во мне, что разбудил своими прикосновениями Кирилл.

Я снова наступала на те же грабли, но с предвкушением ожидала, как их черенок ударит мне по лбу.

— Привет, Кира, — расплылся в улыбке Шерн, — ты не позвонила.

— Добрый вечер, — качнула головой я. — Очень много работы, забегалась. Поехали?

И проезжая мимо сидящего в паркетнике Воронцова, специально опустила стекло. Потому он мог видеть мою улыбку, предназначенную другому. Я понимала, что ступила на острие ножа. Но теперь сделала это по своей воле.

В парке мы с Александром неспешно ходили под сенью