37

Вдруг звонок, беру трубку, слышу голос незнакомый. Человек представляется – Кантемир Николаевич Гусов, заведующий кафедрой трудового права Московской государственной юридический академии. А после официального представления, вдруг с отеческой интонацией в голосе: «Деточка! Ты – грузин, я – осетин, мы должны помогать друг другу. То, что говорят о тебе по телевизору, полная чушь. Возьми документы, приходи ко мне, все проверим». Я собрал бумаги, пошел к Гусову.

Он документы посмотрел, вызвал свою помощницу: «Вот Олечка Шевченко. Если что, будет твоим адвокатом, она отличный специалист по трудовому праву. Судя по бумагам, тебя вообще не имеют никакого права уволить».

И надо же такому случиться, что именно в момент, когда я находился в кабинете Кантемира Николаевича, туда позвонила заведующая отделом кадров ГАБТа, чтобы консультироваться, как меня уволить! Нарочно не придумаешь! Ей объяснили: «Никак Цискаридзе нельзя уволить, закон на его стороне». «Как это нельзя? Ему уже объявили, что мы его увольняем!» – заорала трубка. «Вы закон сначала почитайте», – раздалось в ответ.

Поняв наконец, что уволить Цискаридзе из Большого театра невозможно, они объявили, что, пойдя навстречу моим многочисленным просьбам, договор со мной как педагогом, так уж и быть, не расторгают. Взамен от меня снова, в который раз, требовалось очередное покаянное письмо. Я их послал на все четыре стороны…

Естественно, все эти события мгновенно попали на страницы газет, журналов, на телевизионные каналы, в Интернет. Новость, где упоминалась моя фамилия, разлеталась мгновенно, поднимая тиражи и рейтинги.

Поддерживать легенду о своем «глубоком раскаянии» я не стал. Это было уже делом принципа. Дал интервью, где без обиняков назвал вещи своими именами: «Руководство ГАБТа врет. Согласно закону, срочный трудовой договор не имеет пункта, по которому его можно расторгнуть, он может только истечь». Истекал мой договор педагога в конце 2012 года. А мой артистический контракт действовал еще полтора года, то есть до конца сезона 2012/2013 года. По российскому законодательству, если один и тот же договор заключен больше нескольких раз (у меня он был заключен все время на одни и те же должности), договор становится бессрочным. Но таких нюансов в Большом театре никто не знал.

38

Как только мы познакомились, Гусов стал уговаривать меня поступать к ним в академию на магистратуру: «У тебя хорошие мозги, способности, ты должен учиться». Сначала я ни в какую не соглашался, но потом решился. Меня из театра вовсю увольняют, а я хожу в юридическую академию, готовлюсь к вступительным экзаменам, поступаю на кафедру трудового права. Вот таким странным путем, в общем-то вопреки моей воле, сбывалось желание мамы, проевшей мне в детстве и юности весь мозг своей фразой: «Все мужчины в нашей семье были юристами!»

Готовился я к поступлению втихаря. Даже близким друзьям о том не говорил. Конец августа 2012 года. Наступила пора экзаменов, они письменные. А я свое что-то «письменное» последний раз сдавал в школе в 1989 году. Я так трясся.

Как человек ответственный, пришел за сорок минут до начала экзамена, встал у двери аудитории первым. Смотрю список фамилий, вся группа женская в основном, два или три мальчика. Но, чтобы понятно было… одному мальчику, который пришел поступать, уже 38 лет.

За мной в очереди выстроились девочки, я их в дверь, конечно, вперед себя по-джентельменски пропустил. И когда зашел в аудиторию, взял билет, увидел, что все места задние заняты. Мне ничего не оставалось, как сесть впереди. Я ж всю жизнь в училище сидел на первой парте. Получилось: я впереди, перед носом экзаменаторов, потом несколько пустых рядов и… девочки.

Оценки выставлялись сразу. Из 100 баллов я получил 80, что считалось очень высоким результатом. Пришел домой, стал готовиться к следующему экзамену. Звонит подруга: «Ты что, поступаешь в МГЮА?» Я напрягся, вру: «Нет». Она говорит: «Шифровальщик несчастный! Открой Интернет!» – и присылает мне ссылку.

Открыл ее, обомлел. Какая-то из девиц, которых я из вежливости пропустил вперед на экзамене, сняла, как лежат мои вещи, как я пишу, как я отвечаю. Все со спины сняла и выложила в Интернет с таким комментарием: «В нашей группе в академию поступал Николай Цискаридзе. Все написал сам, никуда не подглядывал, шпаргалками не пользовался». Я пока читал, чуть не помер от ужаса.

Придя на второй экзамен, я снова встал первым у двери, но тут уж никого вперед не пропустил. Зашел, сел в самый дальний угол и счастливо написал свой билет по теории государства и права. В общем, сдав успешно экзамены, я стал студентом МГЮА.

В конце сентября в ГАБТе начался новый сезон 2012/2013 и новые скандалы вокруг моего имени. Но, несмотря ни на что, я каждый день ходил на лекции. Думаю, меня это психологически очень поддерживало, отвлекало. С утра в театре давал класс, репетировал сам, с Линой и Денисом, потом несся на занятия в академию, в магистратуре они начинались во второй половине дня.

В то время я был очень худой. Все парты в институте – деревянные. Вспомнился реабилитационный центр в Капбретоне, когда у меня на «пятой точке» от езды на велотренажере синяки кровавые появились. И тут то же самое произошло. К счастью, мне подарили две небольшие подушки. Я с этими подушками на лекции и ходил. Все носили учебники, а я носил учебники и подушки, потому что иначе никак не получалось.

В перерыве между лекциями шел обедать в столовую, вставал в очередь. Вокруг меня – дети по 20 лет. Хорошо еще, что я моложаво выглядел благодаря профессии.

39

Вернувшись из отпуска, я подошел к своему последнему 21-му сезону в Большом театре. У меня было очень много гастролей благодаря Андрису Лиепе. Я постоянно светился на телеканале «Россия» в проекте «Танцы со звездами», на «Культуре»… Боже, в чем я только не принимал участие, у меня была очень насыщенная жизнь.

Мысль о том, чтобы закрыться от мира, замкнуться в себе, прекратить отстаивать свою позицию по отношению к творчеству или к своим ученикам, ни разу не пришла мне в голову. Я не изменил ни своего образа жизни, ни своих привычек. По-прежнему много читал, слушал оперы, пересматривал любимые фильмы, встречался со своими феями и друзьями, ощущая их поддержку и участие. Все это, вместе взятое, стало главным противоядием от атмосферы неприятия и злобы, окружавшей меня в те дни в Большом театре.

Как тут не вспомнить бессмертный «Театральный роман» М. А. Булгакова, где главный герой, Максудов, по свидетельству Е. С. Булгаковой, в недописанном