выбора у меня не было. Я знала, что рано или поздно это произойдёт, и одними поглаживаниями, ощупываниями и сжиманиями маньяк не обойдется. Этого будет мало. Хотя видит Бог, лучше б Илья меня избил.

— Илюш, — тормошила разомлевшего журналиста я. — Илья…

— Чего тебе, моя хорошая, — сонно протянул он.

— Ты обещал папку показать… Дай пароль.

— Для тебя, любимая, что угодно. Но не советую смотреть первые папки. Тяжело. Хотя… у меня от тебя уже секретов нет. Пароль «мама».

* * * * *

Вялая, несчастная и болезненно-разбитая, сидела я на кухне, морщась и кривясь. И отнюдь от последствий «любви» Ильи. Он и вправду был очень нежен и ласков, что было, в общем-то, неожиданно, зная его любовь к жестокости и насилию.

После беглого просмотра всех видео я поняла, что готова. Всё. Это финальная точка.

Дальнейший рассказ не имеет смысла.

Я довела Илью до ручки. Быстро. Профессионально. За доли секунд. Сделала это специально. И журналист сорвался. На мне сорвался. Жестко, цинично, исступлённо и по болезненному истерично. Злополучный топорик тоже пошёл в дело. А ключом к мгновенной вспышке ярости послужила простая фраза:

«А ТВОЯ МАМА ЗНАЕТ, ЧЕМ ИМЕННО ТЫ УВЛЕКАЕШЬСЯ?!!»

Илью остановили на самом интересном. Остановили после краткой кодовой фразы, произнесённой мной, когда кровавая рана, оставленная топориком, уже ясно свидетельствовала, что речь идёт именно о попытке жестокого убийства в состоянии аффекта.

Вся квартира давным-давно была напичкана камерами, да и жильцы, влетевшие в дом, видели всё намного лучше иностранных видеорегистраторов высшего качества.

Менты радостно потирали руки: надо же. Словили «на живца». И соседи-свидетели есть. И видео. И аудио. И показания жертвы. И, главное, телефон яро свидетельствует против своего владельца.

Клиент «под ключ».

* * * * *

Ещё за два дня до официального приезда Ильи в Питер я связалась с местными оперативниками. Объясняла. Скандалила. Рисовала схемы и показывала фотографии.

Сначала мужики отнеслись к моим словам скептически, но чем больше я рассказывала и показывала, тем больше они убеждались, что я права.

— Поймите, Илья УЖЕ в городе. Понимаете? Я его видела. Лично. Своими глазами. Но это не важно. Главное, ни в коем случае не связывайтесь с этими ребятками, — положил я на стол подборку фотографий и выписок. — Не сообщайте им о нём. Они… отмажут Илью. Надо всё провернуть так, чтобы москвичи ни сном, ни духом. Я понятно объяснила, почему?

— Вполне, — удручённо признал пожилой опер. — Такой крупный начальник у него батя, оказывается… не удивительно, что этого кадра никогда не…

— Главное, если не будет стопроцентных улик, вы его не посадите, — перебила сотрудника я. — Никогда. Отмажется. Кстати… мне нужно просто в срочном порядке пройти медицинское освидетельствование. На вменяемость. Со справкой. И в присутствии свидетелей.

— Руслана, ты не будешь в этом участвовать.

— Буду, — жестко уверила я. — Он повёрнут на моей персоне. И другой «бабочкой» вы его не заинтересуете. В Москве отдельные умники пробовали, но безуспешно. Я объясняла, почему это не сработало. У Ильи сейчас особое состояние: все мозги плавятся от того, что его любимая «бабочка» вот-вот вылупится из «кокона». И пусть я лучше буду знать, что он распивает чаи у меня в квартире с прослушкой, чем буду шарахаться от любого движения в тёмном питерском переулке.

— Ну по факту журналюга права, — признал мою правоту молодой опер. — Но как ты его планируешь «дожать»?

— Стану той, кем он отчаянно жаждет обладать. А его фантазия весьма изощрённа. И если Илья с самого начала меня не расколет, дальше всё пойдёт, как по маслу.

— Опасная игра, — цокнул пожилой.

— Опасная, — согласилась я. — Но у меня в любом случае нет выбора. Вы не сможете за ним наблюдать месяцами, ожидая, когда именно он сорвётся. Вам просто не разрешат. Это дорого и бессмысленно. А мне терять нечего. И формально я вообще на больничном.

* * * * *

Алексей Степанович, улыбаясь, вошёл в отделение хирургии.

— Ну чё, креативщица, жива?

— Как видите, — поморщилась я. — Топориком Илюха махал, как не в себя. Я всё-таки до последнего надеялась, что он молоток найдёт или хотя бы скалкой воспользуется, а не этой дрянью.

— Ладно, — бодро заявил опер. — Ты молодец, хорошо сориентировалась. Могло быть хуже, поверь.

— А то я не знаю, — скривилась я.

— Ну все же растолкуй мне, старому и недогадливому, зачем тебе это всё понадобилось? А? И зачем вообще меня сюда вызвала?

— Как пояснить? — задумчиво произнесла я. — Гнетущее немотивированное чувство вины. Возможно, будь я с самого начала чуть внимательнее к Илье…

— Э, милая, стоп! — остановил меня дедок. — Охолонись! Он психопат. Он и до тебя убивал.

— Да я в курсе, но, согласитесь, там хотя бы объективная причина для мести была.

— Я видел видео. Мать оправдать нельзя, безусловно, но это не повод вести себя так с другими людьми.

— Ладно, — вяло признала я. — У меня к вам просьба. Вернее, две. Первое. Вы можете публично выставить всё так, что… эм… ну… я с 2017 года была «засланным казачком»? Типа у вас была особая разработка, я успешно внедрена именно потому, что на моё место замены нет? Вам это тоже на пользу. Все лавры отдаю вам. Типа вы такую многолетнюю работу ведете… якобы. Личная инициатива, все дела. А официальный предлог — три жертвы проживали в Питере. Были заявлены в розыск как пропавшие без вести. Тем более, это чистая правда. Это ваш район.

— Допустим, — напряженно произнёс Алексей Степанович. — А зачем это тебе?

Я поджала губу.

— Хочу, чтобы видео, где Илья меня… хм-м-м… — замялась я, — чудесным образом пропало с концами. Нигде оно не должно фигурировать. Ни при каких условиях. Я буду неимоверно благодарна.

— Это мы стёрли первым делом, — признался опер. — По сути, оно к делу никак не относится. Я понимаю, почему ты так сделала. Но сам бы так на твоём месте поступить не смог, да…

— Спасибо. Я не знала, как Илью еще расколоть так быстро. Тянуть дальше не было смысла. Он в любой день мог слететь с катушек и просто жестко изнасиловать меня, а потом убить. Он слишком долго ждал, а я бесконечно откладывать свои обещания не могла.

— Это я как раз понимаю, мне специалист тоже это пояснил, — тихо сказал Алексей Степанович. — А что насчет второй просьбы?

Я шкодливо улыбнулась.

— Алексей Степанович, дорогой, ну я же журналистка. Мне нужен эксклюзив. Многополосный. С фотографиями. Вы ж у нас местная звезда: такого крупного «серийника» поймали…

Седовласый опер громогласно загоготал.

* * * * *

В суде я с нескрываемым удовлетворением