— Это за что же?

— За осторожность, — ответил он.

Глория улыбнулась:

— Возможностей воздействия на Фахардо у нас маловато.

— Мы можем его подкупить, — сказал Карлос.

— Но это и все.

— Не хочешь попробовать украсть кого-нибудь из его детей? — спросил он.

— Будь посерьезнее, хотя бы одну минуту. Этот человек стрелял в нас.

— Не думаю, чтобы он снова решился на это, — сказал Карлос. — Он был пьян. И скорее всего, боится теперь, что мы на него жалобу подадим.

— Можно попробовать.

— Кому? И с какой стати они тебе поверят?

— У нас есть свидетельница.

— Доктор?

— Ну…

— Как он стрелял в нас, доктор не видела, — сказал Карлос. — Все, что она может, — обрисовать его нравственный облик.

— У нее, думаю, и на это духу не хватит. Но если она поймет, что помогла прикрыть…

— Мы и сами-то не понимаем, что прикрывает Фахардо.

— Разве?

— Конечно.

— Мне казалось, мы все уже поняли.

— Ничего мы не поняли. И ничего не знаем наверняка. — Он опустил солнцезащитный козырек, взглянул на себя в зеркальце, провел пальцем по поврежденной брови: — Выглядит уже поприличнее.

— Совсем забыла, — сказала Глория. — Можно вернуться назад, наложить швы.

— Само заживет. Ты хорошо поработала. Хотя… как ты думаешь, шрам останется?

— Возможно.

Карлос помрачнел.

— Вот сукин сын… — Он поближе придвинулся к зеркальцу.

— Карлос?

— М-м?..

— Так что он, по-твоему, скрывает?

— Хм?

— Ты сказал, что мы ничего не знаем наверняка.

— Ну, в общем… нет. Не знаем. Сукин сын…

— Ты лучше не трогай там.

— Только шрама мне и не хватало.

— Карлос, ты слышал, о чем я тебя спросила?

— Насчет…

— Насчет нашей теории.

— Да, — ответил он. — Вот же… да, слышал.

— И что ты о ней думаешь?

Он не ответил.

— Карлос?

— Извини, я сейчас немного занят, — отозвался он. Не без раздражения.

Глория взглянула на него: Карлос снова водил пальцами по ранке.

— Не трогай.

Он поднял козырек, недовольно вздохнул.

— Все заживет, — сказала она.

— Как же…

— Так ответишь ты наконец на мой вопрос?

— М-м? — Карлос повернулся к ней.

— О Фахардо.

— Ну да, — сказал он. — Да. Я обдумал все это.

— И.

— И… — Он пошмыгал носом. — Что, если мы ошибаемся? Прискакали сюда без всякой подготовки. Как ты можешь знать, что Карл — мой отец, — как можешь знать, что он не окопался где-нибудь в Соединенных Штатах? Не затаился в каком-то другом городе?

— Справедливо, — согласилась Глория. — Однако Teniente что-то известно, иначе он не пытался бы запугать нас. Значит, необходимо выяснить, что именно.

— А с другой стороны, что, если он мертв?

Глория повернулась к нему:

— Я думала, мы приехали сюда, основываясь на теории, что он пытается замести следы.

— Приехали, это верно. — Теперь тон Карлоса представлял собой встревоживший ее сплав скептицизма и безразличия.

— И мы все время исходили именно из такого предположения, — сказала она.

— Да, исходили.

— Ты считаешь его неверным?

Он неопределенно помахал ладонью, отвернулся к окну.

— Карлос?

— Не знаю… — произнес он. — Может быть.

— Кто же тогда забрал деньги из банка?

— Он мог забрать их, а потом умереть.

— То есть, по-твоему, он поехал в Мексику, позвонил мне, вернулся в Соединенные Штаты, пошел в банк, забрал деньги, снова поехал в Мексику и только тогда умер? Погиб в дорожной аварии?

— Я не знаю.

— Полная бессмыслица.

— Откуда ты вообще знаешь, что он звонил тебе из Мексики?

— Я…

— Может, он просто хотел пустить тебя по ложному следу. И сейчас находится где-то еще, живой или мертвый.

— Ну хорошо, — согласилась она. — Но тогда с чего нам следует начать поиски?

Карлос не ответил. «Додж» проскочил сквозь большой партийный съезд комаров; трупы насекомых осыпали ветровое стекло. Глория побрызгала на стекло чистящей жидкостью, включила дворники, но те только размазали мертвых комаров ровным слоем.

— Я почти ничего не вижу, — сказала она. — И бензин у нас на исходе.

Карлос молчал, нахохлившись.

— Ты хорошо себя чувствуешь? — спросила Глория.

Он отвернулся от нее:

— Какие тоскливые здесь места.

— А по-моему, в них есть своя красота.

— Голые кости, — сказал он. — Вот и все, что в них есть.

Глории хотелось сказать: и кости тоже могут обладать красотой, — но эта фраза отдавала патологическим умствованием. И она просто повернула машину к возникшей наконец у дороги заправочной станции.

— Надеюсь, он умер, — сказал Карлос.

Глория промолчала.

— Меня его смерть нисколько не огорчила бы, — продолжал Карлос. — Я ее даже отпраздновал бы.

— Я терпеть не могла моего брата, но, когда он погиб, мне было больно.

— Он не поступил с тобой так, как поступил со мной отец.

— Это верно.

— И не говори мне, что я не вправе злиться на него.

— Я и не говорю.

— Я его ненавидеть вправе.

— Да не говорю я, что ты не вправе. — Она помолчала. — Но тогда зачем ты вообще со мной поехал?

— Если он жив, я хочу сказать ему это в лицо.

— А по телефону ты ему об этом говорил?

— Нет, конечно.

— Потому что мне было бы трудно винить его за бегство, если б он знал, что ты намерен съесть его заживо.

— Ты защищаешь его.

— Нет, — сказала Глория. — Я способна увидеть все твоими глазами. Но и его глазами тоже. И по-моему, ничего дурного в этом нет.

Станция — та самая, на которой она заправлялась при прошлом приезде в эти края, — почти не изменилась. Ветры оторвали от навеса несколько дранок, но допотопные насосы, штабеля покрышек и ископаемый тягач в точности отвечали тому, что сохранила ее память. И за прилавком продуктового магазинчика сидел, листая журнал, все тот же мальчик. Глория заглушила мотор.