Дальнейший наш путь состоял сплошь из непрекращающихся перестрелок. Хаммонд умело командовал Черным Караулом, который благодаря более совершенному оружию имел превосходящую огневую мощь и раз за разом взламывал сопротивление сверхлюдей, которое становилось все более остервенелым. Себастина и Адольф без ограничений проявляли свои смертоносные умения, постоянно стремясь сходиться в ближнем бою. Нэгари Ухру, лицо которой теперь скрывала ритуальная маска, легкими движениями обсидиановых ножей среза́ла с террористов головы, будучи совершенно неуязвимой для них. Я же шествовал под защитой гвардии, распалив свой Голос до предела и пытаясь отыскать нужный путь.

Как только мы вошли в границы каменных стен, стало ясно, что для всех пострадавших при атаке на международную эскадру, а также для персонала этого наскоро сооруженного госпиталя время остановилось. Приготовив для заклания нужное количество агнцев, враг полностью обезвредил их перед употреблением.

– Хозяин, они перекрыли коридор двумя пулеметами спереди и тремя сзади, наши маги не смогут удержать такого количества пуль.

– Я смету эту жалкую преграду…

– Не надо, бессмертная! – ответил я. – По этой крепости можно блуждать еще сколько угодно, у нас мало людей и времени! Пойдем насквозь!

Замерших в безвременье жертв мой Голос игнорировал, боевики Железного Братства несли на себе мутацию, вызванную ихором Дракона Времени, и их эмоции различались приглушенно, однако было два источника чистого, незамутненного восторга. Для меня они пылали как новорожденные звезды посреди рассеянной туманности.

– Туда!

Я поднял из-под плаща руку, к которой присосался Беххерид, и открыл шквальный огонь. Демонические снаряды разнесли одну стену, затем вторую, третью. Мы прогрызли путь через плоть Унгаратского бастиона, как крысы сквозь сырный круг, и вывалились в небольшой внутренний дворик. С неба лил дождь.

Тощее тело Гелиона Бернштейна выгнулось мостиком на медицинской каталке и светилось бирюзовым. Над несчастным стояли двое с поднятыми руками – высокий мужчина в плаще с капюшоном и женщина в траурном платье.

Из прочих дверей и ворот, ведших во внутренний двор, повалили боевики Братства, возглавляемые Саламандрой и Угрем.

– Защитить лидера!

Я вскинул оружие.

– Hiell Imperador!

И разверзся ад, и я оказался в его середине. Нас было мало, но мы были свирепы, и за каждого упавшего гвардейца пятеро врагов оказывались разорваны ртутными пулями. Взрывались тут и там боевые заклинания, лопались гранады, гремел голос Хаммонда, раздававшего команды, яростно разбрасывала всех вокруг, словно детей, Нэгари Ухру, ставшая вдвое выше, а мы с Себастиной и Адольфом упорно шли вперед, туда, где пульсировал бирюзовый свет и двое читали молитвенный речитатив. Мне было страшно до ужаса от ощущения времени, утекавшего сквозь пальцы, и Беххерид хохотал, поглощая этот страх. Его снаряды били врага с силой артиллерийских залпов, ошметки тел так и разлетались вокруг, разбавленный кровью ихор смешивался с дождем. Мы прорубили себе дорогу, мы добрались, мы успели… почти…

Поток жара и света отбросил нас прочь. Боль пронзила глазные яблоки и полоснула по мозгу, я ощутил, как раскалилась маска, и если бы не прослойка из ложного лица, от родного остался бы один сплошной ожог. Обжигая пальцы левой руки, я сорвал ее с себя, но только на это меня и хватило.

– УЗРИТЕ ЯВЛЕНИЕ БОГА, СМЕРТНЫЕ!!!

Жар полился сверху, он исходил от сгустка непередаваемой, непереносимо яркой эйфории, которую я продолжал «видеть», хотя лишился глаз. Бой остановился, замолкли автоматы и карабины, страх в сердцах моих людей нарастал, но технократы наполнялись благоговением и радостью.

– Да здравствует лидер!!! Да здравствует стальной пророк!!! Да здравствует мировая революция!!!

Глупцы.

– Долой угнетателей!!! Долой тиранов!!! Долой тэнкрисов!!!

Обнаглевшие скоты.

– Грюммель!!! Грюммель!!! Грюммель!!!

Их радостные выкрики сливались в сплошной рев, перекрывавший даже громовые раскаты, а сгусток эйфории пылал все жарче, пока вдруг вопли воодушевления не превратились в крики боли и смерти. Один за другим технократы исчезали, убитые тем, кого восхваляли, а он хохотал над ними, такой горячий во плоти, но такой холодный к их мольбам.

– КАК ЖЕ ВЫ МНЕ ОСТОЧЕРТЕЛИ, ЖАЛКИЕ НАСЕКОМЫЕ, КАК ЖЕ МНЕ ОПОСТЫЛЕЛО ВАШЕ ЗЛОВОНЬЕ!!! СДОХНИТЕ ВСЕ!!!

Я смог сбросить оцепенение, лишь когда ощутил, что мои солдаты тоже исчезают. Там, в вышине, пылал как солнце сгусток эйфории и гнева, такой яркий, такой чистый, он обжигал меня, жарил живьем, кожа сохла, обтягивая череп, из треснувших губ в рот капала кровь, даже Беххерид, визжа, сморщился и отвалился от моей истерзанной руки, но я подумал, что без него будет только легче. Столько темных дел осталось за моей спиной, столько зла я совершил, добиваясь своих целей. Не нужно таскать с собою демона – родной тьмы вполне хватит, чтобы поглотить даже солнце. И я потянулся к сгустку эйфории, впился в него щупальцами своего Голоса и стал менять, коверкать, уродовать, я превратил его в то, что чувствовал перед смертью Лайотрадо эл’Шимар, – полнейший упадок, черную меланхолию, раскаяние, страх и отчаяние. Пожалуй, именно так, в понимании ду-хаса, Темнота поглощала солнце на заре времен.

И жар спал. Солнце, рожденное невероятным Голосом, погасло.

Воя и стеная, он опустился на грешную землю, и вновь моей иссушенной шкуры коснулись дождинки. Тогда я собрал все оставшиеся силы и встал, и пошел. Мне не нужно было видеть глазами, я знал, где он, и, приблизившись, вцепился в его глотку обеими руками.

– Ты предал своих людей, ты предал свою семью, ты предал свой вид, ты покалечил моего друга, ты убил мою жену. Я отказываю тебе в праве на жизнь! Ты не будешь обезглавлен, ты не будешь расстрелян, я приговариваю тебя к позорной смерти через удушение!

Медленно, по капле, я выдавливал из него жизнь. Последние попытки вдохнуть разразились судорожным хрипом, а потом архитеррорист сдох.

– Приговор… приведен… в исполнение…

Нужно было присесть, и я, не чинясь, опустился прямо на землю. Сил осталось совсем мало, хотелось задрать голову и ловить ртом капли воды, жестоко напомнила о себе правая рука. А еще я заметил рядом источник эмоций, угасающий клубок отчаяния, обиды, замешательства.

– Почему?..

Угорь? Саламандра? Голос был знакомым, но я не мог различить, кто из них. Неужели ухитрился выжить?

– Почему?.. Лидер?

– Потому что вы глупцы, позволившие использовать себя как инструмент. Вы глупцы, служившие тому, кого мечтали уничтожить. Вы глупцы, которым на роду была написана глупая смерть.

Из рукава в левую ладонь скользнул нож, я на ощупь нашел маску-череп, срезал ремешки и повернул голову трупа так, чтобы умиравший увидел лицо.

– Вот, гляди, ради кого ты калечил себя и убивал других. Посмотри, осознай и умри.