В соответствии с древними традициями, если бы вы слушали рассказы ваших старейшин о бесстрашных одиссеях предков, вы бы никогда и нигде не потерялись. Ваша пища была бы всегда холодной из-за долгих молитв, которым вы следуете, благодаря стойкости своего народа, давшего вам возможность появиться на свет. И рано или поздно вы придете к познанию этих историй сердцем, потому что они дают о себе знать в ваших костях и оживают в складках ландшафта, в огне, в озерах, в горах, которым дал название ваш народ, потому что они заслужили это право тем, что первые прошли по ним.

И когда настает ваш черед закалиться в пламени жизни, как, собственно, и происходит со всеми нами, вы должны знать, что далеко не первый, кого выбрал этот священный огонь; будет больно настолько, насколько он посчитает нужным, и всегда есть способ, который наверняка поможет пройти через него, если вы будете следовать Тропой песен, архетипам и энергии снов.

В отсутствие вечной мудрости мифов и сновидений мы машинально воспроизводим с зеркальной точностью истории наших жизненных миров, становящиеся все более бессодержательными. Телевидение, самая популярная форма вербального повествования в западной культуре, продолжает все больше и больше сосредотачиваться на насилии, жестокости и явно выраженной сексуальности.

Вполне возможно, рассматривание этих образов весьма забавное занятие, но они отсутствуют в архетипическом окормлении и требуют огромных психических затрат. Усиление пустых сюжетов сужает диапазон нашего мифологического воображения и сглаживает сложности человеческого опыта. Расплачиваясь с ними вниманием, мы усиливаем эти психологические и культурные истории. Подобно вопросу, оставленному без ответа, мы воссоздаем конфликт и создаем насилие в наших сообществах, как если бы все шло по замкнутому кругу.

Из-за того, что телевидение врывается в личное пространство наших домов, элемент интерактивности в рассказывании историй ― способность слушателей включаться в процесс ― полностью отбрасывается. Результат ― наводнение ограниченных по своему характеру сюжетов, где показывают в основном героев мужского пола, с белым цветом кожи, гетеросексуальных, успешно стирающих подозрительных личностей, женщин, инакомыслящих и людей с другим цветом кожи из процесса рассказывания истории.

Нигерийский прозаик Чимаманда Нгози Адичи объясняет, что эта крайне выхолощенная версия рассказывания истории несет большую опасность: «Последствие отсутствия альтернатив такой суррогатной истории будет следующим: люди лишатся чувства собственного достоинства. Процесс признания нами всеобщего равенства значительно затруднится. Внимание будет заостряться не на нашей схожести, а на различиях» [91]. Действительно, если нам не видно, как мы представлены в языке и в образах рассказываемых историй, то как мы можем ощутить принадлежность к такой культуре? А тем из нас, кому посчастливилось быть представленным в этих историях, возможно, не представится возможность осознать всю силу воздействия эффекта Экзотизации ― «отчуждения от себя», ― который оказывает влияние на нашу психику и на культуру, в которую мы вносим свой посильный вклад.

Сейчас мы устраиваем шумиху из историй, у которых совершенно отсутствует искупительная составляющая. Так, например, я недавно видела фильм, в котором мужчина доставляет семье огромные проблемы из-за полного невежества и пренебрежения. Постепенно перед нашими глазами в фильме раскручивается вся история его жизни, которая дает ему возможность выразить страшное горе и даже заново испытать чувство любви. Но фильм заканчивается тем, что мужчина отказывается от любви, демонстрируя таким образом невозможность искупления. И фильм снискал огромную любовь критиков! Люди восхищаются такого рода антиисторией, потому что «все выглядит по-настоящему». Но, на мой взгляд, это всего лишь отражение тотального обнищания культуры в мифическом воображении. Было бы ошибочно считать истории с искупительным сюжетом беспочвенными, потому что их действия отражают не «реалии жизни», а спасают события наших жизней от хаоса, восстанавливая их значимость.

Несмотря на то, что нам уже невозможно вернуться к тому образу жизни, который вели наши предки, тем не менее каждый из нас может прибегнуть к практике дадирри, взятой из того же древнего источника историй. Только прислушиваясь к снам и историям наших костей, слушая все многообразие голосов земли, мы сможем восстановить мост, соединяющий нашу принадлежность с постепенно разворачивающейся перед нашими глазами великой историей о сотворении мира.

Восстановление своей жизни

Независимо от того, осознаем мы это или нет, но все-таки продолжаем постоянно рассказывать историю своей жизни. В беседе с другими людьми или прибегая к запасам нашего опыта, в нас присутствует инстинктивная, даже биологическая необходимость воплощения познаний в истории. Они, скорее всего, начнутся с фраз: «Я представить себе не могла, что такое случиться со мной…» или «Это напоминает мне то время…».

Но едва различимо для себя мы всегда участвуем в процессе внутреннего рассказывания историй. Этот процесс по большей части неосознанный и находится под значительным влиянием того воздействия, которое вышестоящие власти оказывают на нас, и те эпитеты, которые нас характеризуют, могут настолько глубоко проникнуть в нас, что мы будем принимать их за свои истории. Такого рода чревовещание, когда чей-то голос пытается выдать себя за наш собственный, может звучать, например, следующим образом: «Мне суждено провалиться», или «Я безответственный», или «Я не очень умный». Как объясняет моя подруга и специалист по народным сказаниям Мишель Токер, мы очень часто, подобно персонажам в сказках, находимся под влиянием тайных заговоров или колдовства тех людей, которые властвуют над нами [92]. Неважно, кто нам однажды сказал, «чем жизнь является на самом деле», ― учитель, родитель или тот, на кого мы похожи, ― в результате мы съедаем это отравленное яблоко, которое приводит нас в состояние глубокого сна унаследованной веры.

Чтобы разрушить эти чары, мы должны в первую очередь осознать их. При помощи снов и мифов мы можем выставить на всеобщее обозрение все сюжеты, которые непроизвольно складываются в наших жизнях, и начать восстанавливать себя в тех местах, где чувствуем себя попавшими в ловушку или погрязшими в них с головой. По мнению Токер, Рапунцель, возможно, верила в то, что навсегда останется заточенной в башне без лестниц и дверей, ― но ее тюремщица, ведьма, прилетает и улетает через окно, следовательно, должен быть выход. Нам также предоставляются окна возможностей, чтобы ускользнуть от замшелых мифов. Эти окна возможности ― те моменты, когда мы ощущаем диссонанс между тем, кто мы есть, и теми, кем нам хочется быть.

В качестве примера мне хочется