— Никогда, — ответила Аврора, — и тем не менее я уверена в этом.

— Знаешь, Аврора, — призналась бывшая цыганка, — я не люблю долго думать. У меня в голове множество мыслей, но все они какие-то неясные и не хотят выходить из нее. Я считаю, что тебе куда больше, чем мне, подошло бы стать знатной барышней, но я также считаю, что не стоит ломать себе голову, пытаясь разгадывать всякие тайны. Я христианка, и тем не менее я сохранила лучшую часть верований своих предков, то есть тех, кто вскормил меня: принимать и времена, и события такими, как они есть, и утешаться словами: «Такова судьба». К примеру, я никак не в силах поверить, будто господин Гонзаго — разбойник с большой дороги и убийца: слишком у него высокое положение для этого. Скажу тебе, что в Италии тьма-тьмущая людей, носящих фамилию Гонзаго, и настоящую, и фальшивую. Тот, о котором ты рассказываешь, вернее всего, фальшивый Гонзаго. Скажу тебе еще одно: если бы принц Гонзаго был твоим преследователем, дон Луис вряд ли привез бы тебя в Париж, где, как всем известно, находится резиденция принца.

— Тогда почему он окружил меня такими предосторожностями? — поинтересовалась Аврора. — Почему запретил мне выходить и даже подходить к окнам?

— Он что, ревнив? — спросила донья Крус.

— Флор! — укоризненно произнесла Аврора.

Донья Крус сделала пируэт, после чего одарила подругу самой озорной своей улыбкой.

— Принцессой я стану не раньше чем через два часа, — заметила она, — так что пока могу говорить совершенно откровенно. Да, твой таинственный красавец, твой мэтр Луи, твой Лагардер, твой странствующий рыцарь, твой повелитель, твой идол ревнив. Но, дьявол меня раздери, как говорят при дворе, разве ты не достойна ревности?

— Флор! Флор! — лепетала Аврора.

— Ревнив, ревнив, ревнив, красавица моя! И вовсе это не из-за господина Гонзаго вы уехали из Мадрида. Я ведь немножко колдунья, мадемуазель, так мне ли не знать, сколько влюбленных там примерялись, высоко ли ваши окна?

Аврора стала краснее вишни. А донья Крус, поскольку она была колдунья, ничуть не сомневалась, что стрела попала в цель. Она смотрела на Аврору, которая не смела поднять глаз.

— О, как мы покраснели от гордости и удовольствия! — промолвила донья Крус, целуя подругу в лоб. — Как нам приятно, что нас ревнуют! Он что, все так же прекрасен, как звезда, отважен и ласков, словно дитя? Ну признайся, шепни мне тихонько на ухо: ты его любишь?

— Почему же тихонько? — вскинув голову, спросила Аврора.

— Если хочешь, можешь громко.

— Так вот, объявляю громко: да, я его люблю!

— И слава богу! От всего сердца говорю: я рада за тебя. Скажи, ты счастлива? — вдруг спросила донья Крус, пристально глядя на подругу.

— Конечно.

— Очень счастлива?

— Да, потому что он со мной.

— Прекрасно! — вскричала цыганка.

После чего, обведя комнату довольно презрительным взглядом, она бросила:

— Pobre dicha, dicha dulce![81]

Из этой испанской пословицы наши авторы водевилей вывели знаменитую аксиому: «С милым рай и в шалаше». Оглядевшись, донья Крус изрекла:

— Да, без любви тут трудно выдержать. Дом уродливый, улица мрачная, мебель ужасная. Я понимаю, душенька, ты сейчас скажешь мне: «Дворец без него…»

— Я скажу тебе другое, — прервала Аврора цыганку. — Если бы я захотела дворец, мне достаточно было бы только слово молвить, и я получила бы его.

— Вот как?

— Да.

— Он стал таким богатым?

— До сих пор стоило мне чего-нибудь пожелать, и он тотчас же давал мне это.

— Да, — тихо промолвила донья Крус уже без смеха, — этот человек не похож на других. В нем есть нечто непонятное и возвышенное. Я ведь ни перед кем не опускала глаза, только перед ним. Знаешь, что бы там ни говорили, а чародеи существуют. И я думаю, твой Лагардер — один из таких чародеев.

Донья Крус произнесла это совершенно серьезно.

— Что за глупости! — воскликнула Аврора.

— Но я это видела! — все так же серьезно промолвила цыганка. — И я хочу это тебе доказать. Вот что, загадай какое-нибудь желание, думая о нем.

Аврора рассмеялась. Донья Крус села рядом с ней.

— Аврора, голубушка, ну доставь мне удовольствие, — ласково упрашивала она. — Ну что тебе стоит?

— Ты это серьезно? — удивилась Аврора.

Донья Крус зашептала ей на ухо:

— Когда-то я любила одного человека, безумно любила. И вот однажды Лагардер положил мне руку на лоб и сказал: «Флор, этот человек никогда не сможет полюбить тебя». И я исцелилась. Как видишь, он и вправду волшебник.

— А кто тот человек, которого ты любила? — побледнев, спросила Аврора.

Донья Крус склонила голову на плечо и не отвечала.

— Это он! — с невыразимым ужасом вскричала Аврора. — Я знаю, это он!

IX

Три желания

У доньи Крус увлажнились глаза. Аврору била лихорадочная дрожь. Обе они были и красивы, и миловидны. Но в этот миг они как бы обменялись характерами: донью Крус, обычно бойкую и дерзкую, вдруг объяла тихая меланхоличность, глаза же Авроры пылали неистовой ревностью.

— Ты моя соперница! — прошептала она.

Хотя Аврора сопротивлялась, донья Крус привлекла ее к себе и поцеловала.

— Он любит тебя, — шепнула донья Крус, — одну тебя, и никого больше не полюбит.

— Ну а ты?

— Я исцелилась. Я могу с улыбкой, без всякой ненависти, радуясь за вас, смотреть на вашу любовь. Как видишь, твой Лагардер действительно волшебник.

— А ты не обманываешь меня? — недоверчиво спросила Аврора.

Донья Крус прижала ее руку к своему сердцу.

— Если бы нужно было, я отдала бы всю свою кровь, чтобы вы были счастливы! — торжественно объявила она.

Аврора бросилась ей на шею.

— Но я все равно хочу провести опыт! — воскликнула донья Крус. — Аврора, прошу тебя, не отказывай мне. Загадай какое-нибудь желание.

— Мне нечего желать.

— Как! У тебя нет ни одного желания!

— Ни одного.

Донья Крус силой потащила ее к окну. Пале-Рояль сиял огнями. Было видно, как по внешней галерее плывет поток блистательных, нарядных дам.

— Неужели тебе даже не хочется пойти на бал к регенту? — неожиданно спросила донья Крус.

— На бал? — пролепетала Аврора, и сердце у нее забилось быстрей.

— Только не обманывай!

— Да я и не собираюсь обманывать.

— Отлично. Молчание — знак согласия. Тебе хочется на бал к регенту.

Донья Крус хлопнула в ладоши и произнесла:

— Раз!

— Но у меня нет ничего, ни драгоценностей, ни платья, ни украшений, — со смехом возразила Аврора, как бы разделяя сумасбродную выдумку подруги.

— Два! — хлопнула донья Крус. — Значит, ты желаешь драгоценности, платье и украшения? Только будь внимательна и думай о них,