Бесконечная моя благодарность авторам статьи – интервью тт. Юрию Казарину и Анатолию Русовскому за материал, раскрывший необычную судьбу ученого-патриота, так много сделавшего для нашей страны в тяжелейших условиях жизни.

И глубоко тронут, что материал этот напечатан именно в любимой нашей семьей газете «Вечерняя Москва».

Спасибо Вам сердечное!

Кандидат технических наук Остапенко Николай Кузьмич

Убийство Л.П. и арест отца

Примерно в полдень 26 июня 1953 года отец находился в Кремле, в кабинете заместителя председателя Специального комитета при Совете министров СССР генерал-полковника Бориса Львовича Ванникова, ближайшего сотрудника Л.П. по ядерному проекту. Отец вместе с коллегами готовил доклад о состоянии разработки самолета-снаряда с ядерным боевым зарядом. Присутствовали академик Игорь Васильевич Курчатов и генерал-майор инженерно-технической службы Василий Алексеевич Махнёв – научный руководитель и начальник Секретариата Спецкомитета соответственно. Неожиданно сотрудник Секретариата Ванникова пригласил отца к телефону. Звонил летчик-испытатель Амет-Хан Султан. «Серго! – кричал он в трубку. – Ваш дом окружен, была слышна перестрелка, твой отец, наверное, убит, тебе нужно немедленно бежать, я высылаю машину, самолет на аэродроме уже подготовлен».

Но бежать отец сразу же отказался – дома оставались дети, жена, мать и неизвестно, что же на самом деле с Л.П. Отец все рассказал Ванникову, и вместе они поехали на Малую Никитскую. Все, что они увидели там, свидетельствовало, что Л.П. либо убит, либо арестован: окна кабинета разбиты пулями, во дворе солдаты. В дом их не пропустили. Один из охранников успел сказать: «Серго, я видел, как на носилках вынесли кого-то, накрытого брезентом».

Вернувшись в Кремль, Ванников и Курчатов стали звонить Маленкову и Хрущеву. Ванников сказал, что они с Курчатовым очень надеются, что ничего плохого с Серго не случится. Хрущев успокоил их, сказал, что отправил машину, которая отвезет отца на дачу к семье. Отец попрощался, у ворот его уже ожидал автомобиль. Когда приехали в Сосновку, увидели, что дача уже окружена военными.

Буба держалась мужественно, она сразу все поняла, крепко обняла отца и сказала: «Не бойся смерти, человек умирает один раз и должен это сделать с достоинством».

Через некоторое время какой-то человек в армейской форме сказал отцу: «Есть указание вас, вашу жену и детей перевезти в другое место».

Буба проводила их до машины, успела сказать: «Ни твою жену, ни детей никто тронуть не посмеет».

Обнялись в уверенности, что больше друг друга не увидят. Увезли их на какую-то дачу, где они провели несколько недель в изоляции, без права пользования телефоном, без радио и газет. В полной неизвестности. Разрешили лишь прогулки по охраняемой территории. Внешняя охрана – военные, внутри дома – в штатском. Вели себя корректно, на все вопросы начальник охраны отвечал: «Не беспокойтесь, вы не арестованы, официально вы лишь задержаны. Если нужна будет медицинская помощь, врача доставят сюда. Других указаний нет».

Папа вспоминал, что тогда он был уверен, что произошел государственный переворот и пострадал не только Л.П., но и другие члены правительства страны.

Однажды ночью в дом вошли вооруженные люди и объявили отцу, что он арестован. Не предъявляя ордера, увели под конвоем и доставили в Лефортовскую тюрьму. Поместили в обычную камеру шагов шесть в длину, метра два в ширину. Высоко от пола забранное решеткой окно, привинченная к полу кровать, умывальник и так называемый санузел.

На допросы первые дни не вызывали – ждали, чтобы он психологически дозрел. Наконец в сопровождении часового с флажками – он подавал сигналы, чтобы никто не встретился (обычная лефортовская практика), – провели в кабинет, где находилось несколько человек – военные и штатские.

Отцу объявили, что он привлекается по делу контрреволюционного заговора, направленного на свержение советского строя и восстановление капитализма, а вдобавок обвинили в шпионаже в пользу английской разведки. При обыске в доме среди старых вещей обнаружили тренажер для работы на «ключе», который отец сделал, когда еще только начал увлекаться радиоделом. И хотя, по мнению экспертов, это устройство однозначно не могло быть использовано как передатчик, оно все равно фигурировало в деле в качестве «вещдока».

Следователи, участвовавшие в обыске, судя по всему, не отличались интеллектом и были уверены, что разоблачают контрреволюционных заговорщиков и гидру англо-немецко-турецко-иранского шпионажа. Буба рассказывала, что один из ящиков серванта был закрыт на ключ. Потребовали открыть, ключ сразу не нашелся, и глаза у следователя загорелись – вот оно! Наконец найдут настоящий компромат! А Буба забеспокоилась – могли и подбросить что-нибудь заранее. В нетерпении взломали ящик и нашли только два старых подсвечника.

Нашли еще какую-то старую тетрадку с Бубиными конспектами по экономической географии зарубежных стран. Уже в тюрьме следователь говорил: «Конечно, в самих конспектах ничего противозаконного нет, но очень подозрителен ваш пристальный интерес к этим зарубежным странам». После ареста Бубу с ходу также обвинили в террористическом заговоре, в шпионаже и в связях с грузинской эмиграцией – в Париже жили ее родственники. Обвиняли, что она вместе с мужем вела переписку с врагами Советского Союза. И действительно, Л.П. мог попросить ее написать частное письмо родственникам, например, с просьбой о встрече с его агентом. Все дальнейшее ей, конечно же, было неизвестно, а по каждой встрече своих связников с представителями бывшего меньшевистского правительства Грузии Л.П. поручал писать отчеты – все эти материалы хранились в Особой папке Сталина. Например, известен рассекреченный отчет о визите связника Л.П. – секретаря ЦК Компартии Грузии П.А. Шарии в Париж весной 1945 года.

Конечно, Бубины письма не регистрировались и шли конспиративным путем, таким образом, никакого досье по «вашей переписке», которым ей грозили, попросту не существовало. Пробовали обвинить в попытке с помощью Л.П. облегчить участь арестованного родственника. Речь шла о Теймуразе Шавдии, племяннике Бубы. В годы войны 20-летний Теймураз попал в плен, служил в грузинском легионе, с которым оказался во Франции, получил унтер-офицерское звание. В 1945 году в порядке репатриации доставлен в Грузию. 18 февраля 1952 года он был арестован МГБ и 9 июля осужден за измену родине военным трибуналом Закавказского военного округа к 25 годам лишения свободы.

В 1953 году по просьбе Бубы (как она сама рассказывала) Л.П. распорядился проверить законность осуждения Шавдии. Его дело затребовали в МВД для изучения, а самого Теймураза по распоряжению 1-го заместителя министра внутренних дел Б. З. Кабулова этапировали в Москву. Когда через некоторое время Буба спросила у Л.П., в каком состоянии дело, Л.П. ответил, что ничего сделать нельзя – он виноват.

На Бубу оказывали психологическое давление, каждый день следователь требовал показаний против мужа. «Народ, – говорил он, – возмущен его преступлениями». Но Буба твердо стояла на своем: «Никогда я не дам сведений, ни плохих, ни хороших».

Уверившись, что ничего серьезного состряпать не удастся, начали обвинять ее