не высказывал его теперь. Его первою мыслью было отыскать Генриха, чтобы убедиться, что он не пострадал в свалке.

Видя нежную заботливость и беспокойство Севрэна, Генрих хотел обратить в шутку полученную им рану.

— Кто-то из пьяниц, — сказал он, — ударил меня ножом, и вот из плеча идет кровь.

— Сейчас посмотрим, долой одежду! — сказал Севрэн, хватая ворот блузы Генриха, чтобы стащить ее.

Но Генрих наотрез отказался от освидетельствования здесь на месте и с помощью Севрэна и Годэ, прибежавшего на шум, добрался до гостиницы.

Дорогою Генрих старался успокоить своего родственника, но потеря крови была велика, и он ослабевал с каждой минутой, не сознавая ясно своего положения.

Да оно и редко случается, чтобы раненый сам мог определить, насколько опасна полученная им рана. Можно иногда умереть от потери крови, а боль при этом будет не сильнее, чем от пореза.

Прибыв в гостиницу, молодой человек в изнеможении упал на кровать. Севрэн разодрал охотничью блузу сверху донизу и с помощью Годэ, опытного в этом деле, начал исследовать рану.

— Глубока ли она? — спросил больной.

— Не так глубока, как колодезь, и не так широка, как полотно железной дороги, — сказал канадец, делая угрожающий жест кулаком в ту сторону, где находилось помещение для бала, и по адресу неизвестного злодея. — Вы отделаетесь тем, что пролежите в постели несколько дней. Благодарите за это Бога, а не того подлеца, который сделал все, что мог, чтобы отправить вас на тот свет. Посмотрите-ка, Севрэн, какой меткий удар испанским ножом: один дюйм — и позвоночник был бы задет. Но теперь вы вне опасности, смею вас уверить.

— Да, Генрих, это так, — сказал Севрэн, который, между тем, промывал рану и накладывал компресс с осторожностью и навыком лучшего хирурга.

Когда раненый несколько отдохнул после перевязки, Севрэн спросил его, как и по какому случаю он получил удар ножом.

— Не заметил ли ты на балу человека странного вида, который, казалось, прятался от всех? На нем был ярко-красный плащ, — сказал Генрих.

— Да, разумеется, он сел рядом с тобой на лавке и прятал лицо под шляпой. Этот человек страннее, нежели кажется. Я видел его и знаю его; может быть, из всех присутствовавших на балу только я один и могу это утверждать… Впрочем, ошибаюсь: губернатор должен также его знать, но, кажется, он его не заметил. Я еще недоумевал, зачем этот человек появился на балу, когда он вовсе не интересуется танцами, хотя и заставляет многих плясать под свою дудку.

— Я могу просветить тебя на этот счет, — ответил Генрих и рассказал, какого рода предложение сделал ему странный незнакомец и по какому поводу произошла у него ссора с грубым миссурийцем.

Севрэн не обратил внимания на последнее обстоятельство, но его очень заняло желание этого господина приобрести Моро.

— Странно, — сказал он, — на что ему понадобилась твоя лошадь? Проехать для этого двести миль и предлагать тысячу долларов — очень странно!

— Берегитесь этого человека, — сказал Годэ. — Если он приехал так издалека и предлагал такую кучу денег, значит, он ни перед чем не остановится. После вашего отказа, кто знает, он, пожалуй, украдет коня.

Генрих очень огорчился предположением Годэ и вопросительно взглянул на кузена.

— С позволения капитана, — так называл Годэ своего господина со времени происшествия с буйволами, — я спрячу лошадь.

— Не беспокойтесь, Годэ, — сказал Севрэн, — что касается этого господина, то он не способен на какую бы то ни было кражу. Во всяком случае, предосторожность относительно Моро не будет лишней. В Санта-Фе столько плутов, что они могут увести лошадей хоть у целого полка. Поэтому держите Моро поближе, привяжите его всего лучше к нашей двери.

Годэ исчез, пославши город и его обитателей ко всем чертям.

— Что это за человек, окружающий себя такой таинственностью? — спросил раненый сидевшего у его изголовья Севрэна.

— Я мог бы рассказать тебе очень интересные факты из его жизни, но я не хочу утомлять тебя, а то как бы лихорадка не сделалась. Это знаменитый Сэгин, охотник за черепами. Тебе не рассказывали о нем наши спутники? Наверное да, так как легенды о нем служат неисчерпаемым материалом для бесед на здешних бивуаках.

— А, так это главарь охотников за скальпами, человек, получающий деньги за проливаемую кровь! — заметил Генрих с презрением. — Какой негодяй!

Черное пятно показалось на стене, это была тень человека. Раненый поднял глаза и увидел перед собой мексиканца в красном плаще, неслышно вошедшего в комнату. Севрэн со смущенным видом поздоровался с ним за руку и, удалясь к окну, стал глядеть на улицу.

Генрих хотел продолжать свою возмущенную речь и прогнать Сэгина с глаз долой, но замолчал, невольно почувствовав над собою власть этого человека. Слышал ли он обидное название, которым только что наградил его раненый? Ничто в его внешности и приемах не обличало злобы. Он остановил на раненом тот же взгляд, полный строгой грусти и достоинства, который поразил Генриха на балу. Казалось невероятным, что эта благородная физиономия принадлежала разбойнику, способному на всевозможные жестокости.

— Сударь, — сказал он Генриху, — я глубоко огорчен случившимся, тем более что я был невольной причиной вашего страдания. Опасна ли ваша рана?

— Нет, — ответил молодой человек очень сухо, что, по-видимому, несколько смутило Сэгина.

— Очень рад это слышать, — сказал он после некоторого молчания. — Я пришел поблагодарить вас за великодушное вмешательство и проститься с вами, так как через десять минут уезжаю из Санта-Фе.

Он протянул руку Генриху, но тот не подал ему своей руки.

Ему пришли на память рассказы о чрезмерных жестокостях, приписываемых Сэгину, и он почувствовал к нему непреодолимое отвращение. Сэгин остался с протянутой рукой, и лицо его приняло выражение оскорбленного достоинства при виде колебания молодого человека.

— Я не могу дать вам руку, — произнес тот наконец.

— Почему? — кротко спросил Сэгин.

— Почему?.. Да потому, что на ней человеческая кровь.

Сэгин грустно посмотрел на