Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сделать Сомнис за сутки мне вряд ли удастся, но можно набрать ингредиентов и подготовить их на завтра, а самой взяться за Вешвал — заклятье вечного служения. Готовить его тяжелее прочих, но оно надежно и эффективно. На создание его аналога мне, при всем таланте, не хватало опыта. Я все еще мало знала об этом мире.
— Может, потому что все это время провела в лаборатории?
Спросила по привычке свою драконицу и тут же устыдилась. Я настолько одинока, что буквально разговариваю сама с собой.
— А ты хотела бы провести жизнь иначе? — раздавшийся рядом голос заставил меня подскочить.
Резко обернулась.
Рядом стояла Милене и, кажется, проверяла травы, которые я собирала для Вешвала.
— Наставница? — голос у меня позорно дрогнул. — Как вы здесь оказались?
После того случая с поджогом мы ни разу не виделись. И я все еще не была готова к разговору с Милене.
Слишком больно по мне ударило предательство. Хотя какое предательство… В верности она мне не клялась.
— Через дверь зашла, — Милене безэмоционально пожала плечами.
Она всегда была такой, но мне показалось ее тоже беспокоил наш разлад.
Поколебавшись, медленно отодвинула к ней половину ингредиентов:
— Вешвал делаю. Поможешь?
Та с облегчением кивнула, и мы взялись собирать первый вар в четыре руки. Впервые за последний месяц меня накрыло покоем и уютной тишью. Мы часто с Милене работали вместе, хотя разговаривали очень редко. Мы с ней, как монахи из притчи про обет молчания. Необщительные.
— Ты простила Анвара? — голос Милене буквально вырвал меня из рабочего настроя.
— Нет.
Не то чтобы не простила, просто вся эта кутерьма больше не имела для меня значения. А Анвар пусть уж как-нибудь сам. Не маленький, разберется.
— Он ведь рассказал тебе о договоре с богиней?
Так. Поработать мне сегодня не дадут. А у меня, как нарочно, просто руки горят, зовут вернуться к работе. Руки умнее головы, всегда так было.
Я развернулась к Милене, пристроив край бедра на низкий сортировочный столик.
— Ну хорошо, давай поболтаем. Да, само собой, он рассказал. Но почему мне ничего не рассказала ты?
Наставница отвела взгляд, но слишком нарочито, чтобы я поверила в ее убогое смущение.
— Либо мы говорим откровенно, либо все, — я постучала ребром ладони по горлу. — Мне ваши тайны мадридского двора поперек горла уже.
— Правда может тебе не понравится, — сказала Милене, но я промолчала, и она продолжила.
Она родилась в далекой, давно подернувшейся дымкой воспоминаний России, еще в те дни, когда девушек переодевались к обеду в платье, а мужчин называли «сударь». К моменту февральской революции, у Милене, которую в те дни звали Милицей, не осталось ничего. Только сожженый особняк, занятый пьяными рожами, мертвая семья и куча непонятных долгов. Она бы в ад шагнула, но в синем мареве в центре разрушенного дома, куда ее загнали несколько солдат, был самый настоящий другой мир.
Она даже обрадовалась. У нее снова появились семья, личная горничная, наряды, высокопоставленный жених и никаких выстрелов в округе.
Все закончилось, когда начала барахлить магия. Вместо огненных шаров на руке вспыхивали свечные огоньки и тут же гасли, а герцог, который и так-то ее не слишком жаловал, стал открыто кривиться. Счастливая судьба ускользала из рук.
Апогей несчастья пришелся на Зимний бал, когда герцог открыто назвал ее Пустой и разорвал помолвку, а спустя несколько дней задушил собственными руками. Наверное, самым странным событием было пробуждение в теле волшебной красавицы, с ее собственной земной внешностью, претерпевшей многократное улучшение. Кожа все равно что светилась, глаза посверкивали голубым огнем, а губы и красить было не надо. Она даже двигалась, словно в бесконечном невидимом танце.
Герцог, вспомнивший о непогребенных останках невесты после недельной попойки, нашел в склепе вместо мертвой уродины ее. И пропал. Даже плакал, так умолял вернуться. Но Милене уж больно хорошо запомнились его руки на горле, и замужество с любым неотесанным драконом в округе пугало ее до икоты. Она сумела пристроиться в захудалый род, который со временем перешел в ее полное владение, сделала карьеру в Академии, а после с головой ушла в работу.
А потом герцог, умер. Глупо и страшно. Разбился в полете ровно через полгода после рождения внука, которому он собственными руками отдал дар божественной защиты. Он жил особняком, отгородившись от контактов с внешним миром, передав полномочия дочери, и не снимал защиту вокруг поместья ни на секунду. А тут снял. Своими руками снял защиту и пустил убийцу в свой дом. Ходили слухи, что устал он от смерти бегать.
Милене винила себя в его смерти. До такой степени, что примкнула своим родом к сети родовых клятв, чтобы помочь его внуку обойти договор с богиней. И когда встретила Аланте, сразу узнала в ней Истинную, рожденную из тела Пустой, которой когда-то была сама. Наверное, все Истинные одного рода видят друг друга? Милене и сама не знала ответ. Она просто увидела и все.
Несколько минут мы сидели молча. Наставница вертела в руках стебель лотоса, а я по сотому кругу перекладывал травы.
— Ладно, — наконец, сказала растерянно. — Ладно… Но я все никак в толк не возьму, что мешало Анвару жениться на мне тогда? Допустим, в церкви он жениться на мне не мог, но в Сопределье есть храмы матери-драконицы. Можно было пожениться там. Вместо этого я два месяца сидела на задворках его родового Гнезда, как, извиняюсь, чернавка, с которой тайком спят, а в приличное общество не пускают.
— Есть только один способ защитить Истинную, — Милене устало поднялась со стула. — Консумировать брак, вплетая ауру супруги в защиту Гнезда, а консумировать брак Истинные могут только после двадцатипятилетия. А тебе было всего-то девятнадцать. Я думаю, Анвар просто не знал, что делать.
Об этом я читала. Истинные не равны обычным драконам, так сильно их магия стремится к
резонансу.
— Но я ведь была Пустой, — произнесла с сомнением.
— Это еще опаснее. Тебя бы просто выжгло магией Анвара, а поскольку он надел на тебя артефакт с божественной защитой, эта защита уничтожила бы и его самого.
— Тогда почему ты не сказала герцогу, что я его потерянная Истинная?
— Он должен был доказать, что достоин. Найти тебя. Почуять, признать. Выбрать сердцем,