ожившая маска получеловека-полудракона маячила совсем близко от его собственного лица, и тускло светящаяся красным лапа с изогнутыми, медленно удлиняющимися когтями снова плотно прижималась к левой стороне его груди.

Чёрные губы монстра дрогнули над острыми как кинжалы клыками:

– …и дым мучения их будет восходить во веки веков…

Глухой неумолимый голос тревожным похоронным набатом звучал уже даже не в ушах, а где-то глубоко-глубоко, внутри самих мыслей, вторил ударам сердца.

В голове гудело.

Яна вновь окатило паникой.

…во веки веков…

Мужчина поднял к груди дрожащие ладони, и это простое движение далось ему с таким трудом, словно воздух вокруг превратился в тягучий застывающий клейстер. В первый раз в жизни он сжал пальцы на пылающем алом запястье прижатой к его груди чудовищной лапы.

Руки обожгло, и Ян дёрнулся всем телом, как от удара электрическим током, но не разжал ладоней.

– Я больше… не поддамся… на эти трюки… Моя душа всегда принадлежала только мне!

«…на твоих руках кровь твоей возлюбленной…» – услышал он откуда-то издалека беспомощное, затихающее эхо.

– Ты лжёшь и всегда лгал, – спокойно ответил Ян, глядя прямо в пылающие головни жутких красных глаз. – Я такой дурак, что прежде не понимал этого. Ты мне не покровитель. И ты больше не запугаешь меня и не получишь моих сил.

И тут – отступило, отпустило, схлынуло, и Ян почувствовал, что он снова может дышать. Воздух, только что густой и клейкий, как плотный кисель, проник в лёгкие, проливаясь в горло ледяным медовитым отваром…

…он так тонок и холоден, этот осенний воздух. За него не удержаться, но он наполняет терпкой горечью дыхание. У всех есть страхи, только не все знают о них. Смерти не надо бояться, она не длится долго, в отличие от муки…

На несколько бесконечно долгих мгновений Яна как будто окутало облаком дрожащего золотистого тумана…

…а когда этот туман вновь рассеялся, он увидел перед собой знакомую человеческую фигуру.

Жилистого восточного мужчину с лишённым всяких признаков возраста рельефным лицом, густыми, как гусеницы, бровями и толстой чёрной косой, перехваченной высоко на затылке длинным кожаным шнуром.

– А ведь я недооценивал тебя, Янек, – со странным выражением произнёс этот человек, отступая от него на шаг. – Я был уверен, что смертные давно уже выродились в своей постыдной слабости и умеют теперь только просить и прощать тех, кто сильнее их. Наверное, мне стоило бы предложить тебе нечто совсем иное тогда, три года назад…

Черноволосый неторопливо прошёлся взад и вперёд вдоль ряда разгороженных низкими кустиками могил, украшенных увядающими цветочными венками. Белая накидка с широкими плечами, виднеющаяся поверх его тяжёлого чёрного кимоно, тускло серебрилась в неверном лунном свете.

Ян, не отрываясь, следил за ним безнадёжными, измученными глазами. Мужчина чувствовал, как предательски дрожат его колени, и отчётливо понимал, что сил у него больше уже ни на что не осталось.

Он просто потратил сейчас их все…

Некоторое время черноволосый не произносил ни слова, небрежно водя кончиками пальцев по одному из высоких, блестящих от водяных капель гранитных обелисков.

– Я могу уничтожить тебя, как и любого неугодного мне смертного, – обронил он наконец и погладил узкой мозолистой ладонью рукоять длинного изогнутого меча, остриём вверх заткнутого за широкий пояс. – Но ты меня впечатлил. Мне давно уже не было так интересно… Знаешь, в моё время говорили: когда есть только два пути, выбирай из них тот, который приведёт тебя к смерти. Но кто теперь помнит эти истины…

Черноволосый рассеянно вытянул в сторону руку, и в ладонь ему взлетела слабо тлеющая стеклянная лампадка с одной из могил.

– Несколько сотен лет назад я бы, возможно, даже открыл тебе своё имя и дал поединок, чтобы позволить умереть достойно… – задумчиво добавил он, глядя на тускло мерцающий жёлтый огонёк.

Потом обернулся: – Впрочем, ты же ведь лекарь, а не боец, а лекарей в твой век всё равно не учат сражаться, верно, Янек?

Ян полубезумно улыбнулся посеревшими губами. Мужчина стоял не шевелясь, прижимаясь к мокрой кирпичной стене, даже не пытаясь стереть бегущую по щеке кровь, и чувствовал, как обессиленно, изнеможённо, мучительно звенит всё его тело.

Он был на грани обморока.

– Да и времена изменились, – продолжил черноволосый. – Давно уже изменились…

Он легонько дунул на светящуюся лампадку, и та под его взглядом погасла и беззвучно разлетелась в пыль, стеклянной крошкой осыпаясь на землю.

– Быстрая смерть – это милость, Янек, и эту милость ты не заслужил, – черноволосый не спеша вытянул из узорчатых кожаных ножен тяжёлый двуручный меч. Стальное лезвие ослепительно сверкнуло в лунном свете. – Поэтому сегодня ты будешь умирать очень, очень медленно…

Узкие прищуренные глаза, впившиеся в лицо Яна, ярко заалели около самых зрачков:

– Может быть, ты напоследок даже вспомнишь, как хорошо умел молить меня о пощаде совсем недавно…

– А вот этому уже не позволю случиться я, – раздался вдруг ясный, угрожающий голос за его спиной.

…размытый силуэт появившегося из-за деревьев огромного существа был похож на стоящую на задних лапах огненную лисицу; густое золотистое сияние, которое исходило от шерсти этой лисицы, мгновенно потекло в стороны и на секунду будто бы даже затмило собой свет выглядывающей из-за облаков полной луны.

– Ты не получиш-ш-шь его… – лис сделал шаг вперёд, с хрустом приминая тяжёлыми лапами чахлый низкорослый кустарник.

И в следующий момент мир вокруг Яна мигнул антрацитовочёрным, а потом воздух мгновенно наполнило неистовое, переливающееся радужное сияние.

Но даже на фоне этого сияния он, всё ещё отчаянно цепляясь за гаснущее сознание, ни на секунду не переставал различать ни каменные надгробия по сторонам, ни ставшую почему-то красной как кровь луну, и луна эта была ослепительно яркой, словно театральный прожектор…

* * *

…луна, висящая за распахнутым настежь окном пятнадцатого или ещё чёрт-его-там-знает-какого этажа, показалась Кейру вдруг ослепительно яркой, словно театральный прожектор. Было видно, как на этот прожектор то и дело наплывают торопливо бегущие по чёрному бездонному небу густые фиолетово-синие облака. Время от времени с облаков начинал неуверенно моросить мелкий дождик, и тогда колкие водяные капли крошечными мошками залетали в комнату, оседая у Кейра на лице.

Парень осторожно тронул пальцем маленький, явно декоративный ножичек, висящий на тоненькой цепочке над письменным столом. Даже без футляра, надо же, а заточен ведь, между прочим, очень даже себе на совесть… Тео такой наверняка бы заценил – Кейр давно подметил, что в человеческом облике тот обычно, обнаружив рядом с собой что-нибудь острое, редко когда мог удержаться от того, чтобы не покрутить это острое у себя в руках. Это