Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А что ты ей поручишь?
– Всего лишь пронести на борт пару запрещенных к перевозке вещей.
– Оружие? Взрывчатку? – быстро спросил Чехов.
– И то, и другое.
– Какой день? Какой рейс?
– Э-э, Володя, дорогой, – прищурился Ансар, – не могу сказать тебе этого…
– Ансар, думаю, ты понимаешь: если я сумею убедить бедную девочку выполнить твои указания и пронести в самолет оружие и взрывчатку, я тем самым совершу на территории России серьезнейшее преступление и стану пособником международных террористов. Меня объявят в розыск по линии Интерпола, и мне всю жизнь придется где-то прятаться. Моя жизнь будет кончена, Ансар. Моя прежняя жизнь…
– Может, это неплохо – расстаться с прежней жизнью и начать новую? – прищурился шейх.
– Значит, мне нужны чистые документы.
– Я понимаю.
– Лучше два комплекта. Абсолютно чистые документы на разные фамилии, с разным гражданством. Скажем, один паспорт австралийский, другой – канадский.
– Сделаем, Володя.
– И десять миллионов долларов. На тот же номерной счет.
– Многовато получается, дорогой Володя…
Чехов остановился, правой рукой притормозил Ансара, развернул его – он был примерно на полголовы выше – и проникновенно посмотрел ему в глаза.
– А ты разве не понимаешь, дорогой шейх, что в задуманной тобой операции все теперь зависит только от моего слова? Удастся мне убедить стюардессу Таню Садовникову – у тебя все получится. А нет – извини. Твои люди – специально подготовленные и хорошо обученные террору – попадут в вонючие лапы фээсбэшников.
Ансар легко высвободился из-под руки Чехова и пошел дальше. Похлопал кожаными перчатками, проговорил:
– Холодно у вас тут, в Москве… Даже в сентябре… Ну, что ж, Володя… Наверное, ты прав. Деньги немаленькие. Однако… Дело стоит десяти миллионов…—Валерочка, что хотели сделать с нашим самолетом террористы?
Ходасевич нахмурился.
– То же самое, что в Нью-Йорке. Захватить борт, перебить экипаж, а потом обрушить самолет на Москву.
– Откуда вы это знаете?
—Один из тех бандитов, что был у вас на борту, начал в час по чайной ложке давать показания. Он чеченец, бывший пилот. Летал при советской власти как раз на «Ту-134». Второй, которого ты застрелила, – дагестанец, завербованный «Аль Каидой», и в прошлом тоже пилот, военный летчик. Операция планировалась теми же людьми, потому что очень много похожего с тем, что произошло в Америке: они хотели захватить самолет, а потом обрушить ваш борт на Кремль…
– На Кремль?!
– Вот именно. В один и тот же день и час, что в Америке. Представляешь, одиннадцатого сентября неизвестные самолеты атакуют нью-йоркский Всемирный торговый центр. И одновременно – вашингтонский Белый дом и Пентагон… Время – около десяти по нью– йоркскому времени… И около семнадцати по Москве… И тут самолет падает на Московский Кремль… Остается только догадываться, какой шок произошел бы в мире. Какой случился бы резонанс! Но мало политического эффекта – важен еще и экономический. Как упали бы акции на всех биржах… Помимо прочего, тот, кто знал, что должно произойти, весьма здорово нагрел бы на этом руки…
Таня прерывисто вздохнула. Спросила, с трудом выталкивая из себя слова:
– Он… Тот, кто все спланировал… Это Ансар?
– Нет, – покачал головой отчим, и у Татьяны сразу отлегло от сердца. – Считается, что Ансар не знал всех деталей плана. Он был просто исполнителем – более высокого уровня, конечно, чем простые боевики. Он осуществлял свою часть операции. И финансировал ее, конечно.
– А главным организатором был тот человек, к которому мы летали в Пакистан?
– Да. Считается, что это некий Усама бен Ладен, миллиардер и главарь террористической организации «Аль Каида».
Таня вспомнила: вот она стоит перед белобородым стариком, тот велит ей откинуть паранджу и пронзительно смотрит на нее…
– Валерочка… Скажи, Валерочка… Зачем им понадобилась я?
– Бронированная кабина.
Таня нахмурилась.
– Что ты имеешь в виду?
– У американцев с авиационной безопасностью дела обстоят неважно. Обстояли неважно, – поправился полковник. – Любой пассажир, как оказалось, мог войти в кабину пилотов и ножами для резки офисных бумаг перебить экипаж. Что террористы в Америке и сделали. А у нас – кабина пилотов закрыта. Летчики откроют ее только своему и только в крайнем случае… Значит, боевикам среди экипажа понадобился свой человек. Этим своим была выбрана ты.
– Какой кошмар… – пробормотала Таня.
– Однако бандиты поняли, что ты не будешь действовать ни по собственной воле, ни под гипнозом. Тогда они выбрали третий вариант. Ты работаешь по заданию Ансара и якобы под контролем Чехова. И проносишь на борт небольшой, всего пятьдесят граммов в тротиловом эквиваленте, заряд пластита. Небольшой – для того, чтобы боевики взорвали дверь в кабину пилотов, а органы управления самолетом не пострадали. Потом бандиты планировали ворваться в кабину, перестрелять пилотов, взять управление вашим бортом на себя и – Аллах акбар! – направить самолет на Кремль… Или, как запасной вариант, – на высотку МГУ…
– Господи, ужас-то какой…
Таня на секунду прикрыла глаза и представила жуткую картину: самолет – а внутри его и она, и Кристина, и пассажиры – несется к Москве… Все ниже и ниже… Мелькают крыши жилых кварталов… А потом удар, взрыв, горит топливо – и в огне медленно оседает Спасская башня и колокольня Ивана Великого…
– Что я наделала… – пробормотала она. – Меня сейчас, наверное, все преступницей называют…
– Ты знаешь, на самом высоком уровне принято решение: все, что случилось у вас на борту, строго засекретить…
– Засекретить?
– Именно. Не нужно лишней шумихи и лишних параллелей. То, что возможно в Нью-Йорке, невозможно в Москве.
– Валерочка, но в нашем самолете была целая куча пассажиров! Неужели они все будут молчать?
– А что видели пассажиры? Как взбесившийся черный повздорил со стюардессой и она, то есть ты, его застрелила? Больше – ничего.
– Господи… – вздохнула Таня.
Она готова была заплакать.
Отчим обнял ее.
– Ну-ну, Танечка… Все кончилось… И все кончилось хорошо…
– Ну да, – сквозь слезы проговорила она, – и я стала соучастницей террористического акта…
– Почти что стала, – поправил ее отчим. – Но потом, наоборот, спасла и себя, и пассажиров, и тех, кто был на земле. Поэтому спасибо тебе, девочка, – это я от себя лично говорю, – за все, что ты сделала. За мужество твое.