Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я звонил своему другу на яхту. Рассказал о вас. Он приглашает всех завтра с утра. Будем искать Лох-Несское чудовище — жизнерадостно сообщил Андрей.
— В такую погоду чудовище спит, — предположила Ольга.
Вокруг стремительно темнело. Похоже, что в этих краях луна и звёзды боялись выходить на небо.
— Сбегаю за виски, — объявил Андрей. — Хозяин проговорился, что выпивка бесплатно.
— Возьми бокалы! — крикнул ему вдогонку Максим.
Его приятель исчез. И через мгновение из дома раздались громкие вопли. Это могло означать только одно или два…
Когда Андрей появился, выглядел он странно: перепуганное лицо, губы тряслись, но в руках крепко сжимал бутылку виски.
— Ты видел привидение?
— Ужас!
— Могу представить. В цепях, лохмотьях и завывает, — София изобразила вой. Получилось похоже. — Плюнь, забудь и наливай виски. Это хозяин нас развлекает. Здесь считают, что туристы обожают жить в замках с привидениями.
— Откуда ты знаешь? — удивился Андрей.
— Элементарно, Ватсон. В каждом номере лежит проспект отеля, где указано, что после ужина любой из гостей может встретить настоящее привидение в коридоре у бара. И расписание встреч указано. Который час?
— Двадцать минут десятого.
— Вот-вот. В девять был сеанс. Заметь, совершенно бесплатный. Тем, кто по каким-то причинам не любит привидения, предлагается в это время быть в другом месте. Есть даже фото призрака. Красавчик! Кстати, за тридцать фунтов хозяин устраивает прогулку по ночному замку и подземелью при свете факелов.
— А я испугался, — честно признался Андрей. — И бокалы, кажется, разбил. Максим, держи бутылку.
— Ничего. Вот, возьми пятьдесят фунтов, пойди, поблагодари привидение за спектакль, извинись и попроси новые бокалы.
— Какой же ты всё-таки реалист. В жизни всегда бывает место чуду. А ты в волшебство, наверное, вообще не веришь.
— Ну, как тебе сказать…
София взяла Максима под руку, словно придерживая готовые вырваться слова. И улыбнулась Андрею:
— Он не окончательно пропавший для романтики человек: верит в Деда Мороза. Так что надежда есть…
Через полчаса, замёрзнув и окончательно промокнув, они вернулись в бар отеля, где хозяин угощал коктейлями по собственному рецепту. На взгляд Ольги, в них были просто смешаны несколько сортов виски. К этому моменту они уже совсем сдружились с Эдвардом — так звали владельца гостиницы. Внутри этого немолодого мужчины жил вечный мальчишка, который не понял, почему друзья и знакомые так постарели.
— Славно разыграли нашего друга, — доверительно сказала она. — Ещё бы чуть-чуть — и можно было бы развлечься, наперегонки роя могилу.
Эдвард серьёзно кивнул. Возможно, он плохо понимал русский юмор.
— Раньше роль привидения играл мой сын. Но в этом году он женился на дочке наших соседей, Мэри, и пару недель назад уехал в Америку. Сейчас многие уезжают. Считают, что здесь скучно жить… — на гладком лице между бровями появилась вертикальная складка, а в интонации — заметная нотка печали. — Это мой единственный ребёнок. Растил его один.
— А ваша жена?
— Зарубил ее топором, — он обвёл мрачным взглядом ошеломлённую компанию.
«Возможно, отыгрывает мою шутку», — подумала Ольга. А может, и нет, вправду псих. Живя в такой глуши, сложно не свихнуться.
Хозяин хитро улыбнулся. Стало понятно, что он всё же шутит:
— На самом деле я никогда не был женат, это мой приёмный ребёнок.
Эдвард показал фотографию молодого симпатичного юноши с рыжим ёжиком коротко стриженных волос. Тот сидел в кресле у камина и смотрел в объектив весёлыми голубыми глазами. Эдвард провёл рукой по лбу.
— Джон с детства был очень необычен, жил в каком-то своём мире, постоянно что-то изобретая. Хотя учился очень хорошо, был первым в классе по большинству предметов.
Обожал играть в привидения. Собственно, это он и придумал фокус: появляться в коридоре, словно из ниоткуда. Там есть незаметная ниша, но, честное слово, когда я первый раз увидел, мне показалось, что он действительно прошёл сквозь стену…
Эдвард задумался. Когда он не улыбался, то выглядел намного старше. Пауза затягивалась, но все с интересом ждали продолжения. Ольга успела сделать пару больших глотков.
— И, честно говоря, меня это не удивило. Я часто находил его играющим в помещении, которое минуту назад — и я мог бы в этом поклясться — было пустым. Порой мне казалось, что он может читать мои мысли. Да много чего мне казалось.
Заметив пустой стакан Ольги, налил ещё и продолжал:
— Конечно, это были всего лишь игры, фантазии, миражи.
Она подумала, что понимает Эдварда. Подняла бокал, посмотрела сквозь него на комнату, ставшую медово-золотой, и тихо произнесла:
— Иногда фантазии могут укусить…
Она хотела добавить слово «насмерть», но вдруг ощутила во рту гадкий привкус то ли меди, то ли лука, но на самом деле это был вкус крови от прикушенной губы. «Он никогда больше не увидит сына живым», — пришла внезапная мысль.
Эдвард задумался, тяжело вздохнул:
— Я думаю, это Мэри заморочила голову моему сыну, и они до сих пор живут в мире своих детских игр.
— Чтобы фантазии не кусались, им не стоит давать силу над собой, — автоматически ответила Ольга, понимая, что изменить уже ничего нельзя.
Вадим, внимательно прислушивающийся к их беседе, добавил:
— Часто от нас это не зависит. Нечто из другого мира само способно взять власть над нами.
— Его подружка Мэри тоже была необычна? — спросила София.
— Не знаю, как вам ответить, — замялся хозяин. — Хотите покажу фотографию? — Он тяжело поднялся и принёс из глубины бара фотоальбом.
Ольга с интересом взглянула на открытую страницу. Девушка была совсем юной, в лёгком светлом сарафане в мелкий синий цветочек. Её лицо, плечи и руки щедро посыпаны веснушками. Соломенные прямые волосы стянуты поперёк лба узкой лентой с марокканским орнаментом, по моде хиппи далёких семидесятых. Даже на фотографии Мэри излучала сексуальность. Наверняка, глядя на нее, каждый задумывался, как давно она занималась сексом, и приходил к выводу, что, возможно, пару минут назад.
Эдвард закрыл альбом, прошёл в бар и принялся там что-то шумно смешивать. Похоже, ангелы прошептали ему, что беседа подошла к точке, когда на сцену приглашается анестезиолог с ударной порцией снотворного для счастливых постояльцев.
Ольга почувствовала, что в рассказе хозяина прозвучало что-то очень важное. Нечто настойчиво стучалось в разум, но там не открывали, занятые дегустацией коктейля с неизвестными, но весьма крепкими составляющими. Собственная пьяная тупость раздражала, как тореадор быка. Затем вдруг заметила, что размышлять уже поздно, коррида закончена, а зрители расходятся. Она задремала в своем кресле и ушла последней.