В какой-то момент я поняла, что Роберт выглядит уж как-то слишком понуро, и тут до меня дошло, что он просто спит! Видимо, Виола тоже осознала это и села на самый край дивана. Видеть ее я перестала, поэтому просто развернулась и направилась на выход.

И тут мой взгляд зацепился за белые тапки в руках что-то делающего около барной стойки мужчины в парадном костюме. На его глазах была совершенно неуместная маска, на голове – высокая шляпа, а на руках – перчатки. Неловкие движения выдавали волнение, но продуманность действий говорила о том, что все давно спланировано и подготовлено.

Сперва я решила, что это кто-то из аниматоров, так как он устанавливал на стойку что-то, похожее на петарду. Работники проходили мимо него, здоровались, а он что-то отвечал им, и те уходили с улыбкой. Большая толпа мешала мне рассмотреть мужчину, хоть его силуэт и был подозрительно знаком. Наверное, поэтому взгляд и зацепился за него…

Дальше все происходило так быстро, что осмыслить случившееся я смогла только спустя какое-то время. Мужчина посмотрел на ложе Роберта, словно убеждаясь, что там находятся именно два человека или вообще кто-то находится, а затем что-то выдернул из установленного устройства и быстро просеменил на выход.

Стоило ему повернуться, как я поняла, кто это. Павел, который оставил мои больничные тапки и халат рядом со странной палкой. Только вот оценивать эту ситуацию времени не было.

Секунда – и эта самая палка взорвалась, оглушая все вокруг и задевая, слава Богу, только близстоящих людей. Я стояла на достаточно приличном расстоянии, чтобы рассмотреть все происходящее дальше в малейших деталях – только вот быстрота и мое совершенно неуместное оцепенение делали из меня немого зрителя-статую.

Вспыхнувший огонь превратил барную стойку, обвешанную мишурой и плакатами, в горящий факел, который тут же перекинулся на потолок и "салютом" разлетелся по бумажным девизам корпорации в… VIP-отсеки!

Роберт в этот момент вроде как спал, поэтому пламя перекинулось на его пропитанную коньяком одежду раньше, чем тот успел вскочить с места, а я – что-то осознать. Это было быстро: сперва вспыхнула рубашка, затем брюки, а диван вообще пылал синим пламенем, словно кто-то пропитал его спиртом. Да и вообще все горело уж слишком неестественно ярко и быстро воспламенялось, словно кто-то пропитал бумагу и декорации спиртом или незамерзайкой, запах которой я почувствовала на входе.

Факт оставался фактом: "Кашемир" быстро превращался в плюм, воздуха оставалось все меньше, а мой любимый мужчина все больше походил на факел.

Уже знакомый душераздирающий свист в ушах появился на фоне белой пустоты, окутавшей все вокруг дымкой обманчивого спокойствия и умиротворенности. Тут же две светловолосые девочки с серыми глазами и пухлыми губами протопали мимо маленькими ножками в красных сандалиях с тихим и приглушенным не то смехом, не то плачем. Это было чем-то вроде неожиданной вспышки во время долгого разглядывания пустоты, и именно она заставила меня резко и испуганно распахнуть глаза и наткнуться взглядом на белый потолок.

Сперва мысли разбегались быстрее, чем я могла их зафиксировать и осознать, обдумать, понять… Было странно, страшно и необъяснимо больно на душе. Кроме того, физически я чувствовала себя очень-очень плохо: дышать удавалось как-то необычно тяжело и сложно для ноющих легких, в самом теле была невыносимая слабость и даже мысль встать с кровати казалась чем-то на грани фантастики. А еще пугала неизвестность. Где я, что происходит и, главное, как вообще попала в больницу? В том, что я именно в ней, сомнений не возникало.

– Детка, слава Богу, хоть ты проснулась… – хриплый голос Виолы вывел меня из оцепенения и, между тем, упал кувалдой на голову, возвращая болезненные воспоминания: взрыв, пожар, всеобщая паника, отключение света, недостаток воздуха. Видимо, меня слишком сильно затрясло, потому что теплая ладонь женщины легла мне на запястье, и Виола тихо прошептала: – Ну-ну… Тебе нельзя нервничать.

– Роберт… – каждая буква отдавала пылающей болью в легких. Было ощущение, что из тела выкачали всю влагу, да еще и покопались там знатно, так как ныло все до судорог.

Молчание Виолы слишком затянулось, и я, преодолевая адскую слабость, все же слегка приподняла голову и натолкнулась на ее полный боли взгляд. Именно так смотрят на безнадежно больных, осужденных на пожизненный срок или тех… у кого только что умер близкий человек.

"Господи, только не это! Нет!" – какой-то шаманской мантрой крутилось у меня в голове с мольбой, чтобы этот фильм ужасов поскорее закончился и я проснулась в своей постели на личном этаже Роберта.

Жидкость, которой в моем организме и так осталось, по ощущениям, немного, внезапно скопилась в глазах и заслонила обзор, не давая рассмотреть Виолу более детально. Мне удалось только уловить, что на ней было то же платье, что и в роковой день, но волосы были заметно растрепаны, отсутствовал всякий макияж, по крайней мере тот, что я видела в "Кашемире". Значит ли это, что я не проспала и суток?

– Все не так ужасно, как ты себе напридумывала, Полина. Расслабь лицо и начни уже, черт побери, дышать! – откашлявшись, женщина попыталась сказать это бодро, но ее дрогнувшая на запястье рука и осипший от волнения голос говорили, что дело как раз очень даже нехорошо: – Роберт жив. Пока, во всяком случае…

– И только это вас и спасает! – тяжелый голос за спиной женщины заставил меня вздрогнуть от неожиданности. Виолу, кстати, тоже заметно повело, и она медленно повернула голову в сторону неприятного голоса, источник которого мне разглядеть не представлялось никакой возможности. – Наслаждайтесь последними свободными деньками, Полина Мышка. И да, с пробуждением. Надеюсь, вам хорошо спалось.

– Вам обязательно говорить ей все это, когда она в таком состоянии? – до неприличия резко выпалила Виола и тут же повернулась к обескураженной мне, нервно сжав руку и тихо и успокаивающе сказав: – Начнем с хорошего, дорогая. Роберт жив пока, и так как уже прошло два дня с корпоратива, опасность от немцев далеко.

– Пока? – зажмурившись, я выдала эти четыре буквы, больше похожие на скрип замочной скважины, с таким трудом, что слезы все же брызнули из глаз.

– Полина, дело в том, что в тех местах, где одежда была пропитана алкоголем, у него ожоги третьей степени. Но ты не переживай, руки, ноги, лицо – первая степень, а все остальное – вторая. Нужна была пересадка кожи, но мы все это уже решили… Теперь дело за докторами и его подсознательным желанием жить! – женщина выдавала мне информацию медленно и легко, словно хотела посеять обманчивый флер неважности разговора, но каждое последующее слово ударяло в голову новым булыжником, затягивая меня куда-то в пропасть своих самых страшных кошмаров. – Еще этот дурацкий дым… Пока я бегала за помощью, он чертовски сильно наглотался его… Вот скажи мне, зачем ты кричала, как сумасшедшая, и побежала в VIP-отсек его спасать? Ты пострадала больше всех после Роберта и стоявших впритык к самодельной бомбе из-за своей глупости. Господи, если бы еще и ты погибла, мне было бы страшно ждать пробуждения Шаворского-младшего.