Примета.

Верная, между прочим.

– Вот… вам бы понравилось. Мне так думается. И кажется отчего-то, что город бы вас принял.

– Я… никогда там не была, – сказала она робко и потупилась. – Но… да… работать в научной библиотеке… это невероятные возможности… работа в библиотеке вообще открывает невероятные возможности, ведь книги…

…про книги он и слушал, правда, осторожно оглядываясь, хотя смотреть на кухне было совершенно не на что. И ведь не собиралась Виктория его домой вести.

Получилось так.

Говоря по правде, она и сама не понимает, как оно получилось так, но главное, что в комнату его пускать нельзя. Владка утром, собираясь, снова свои вещи разбросала, будто у Виктории дел других нет, как уборкой заниматься.

У нее вон свидание… должно было быть.

А он позвонил.

Пришел.

Принес не цветы, но завернутый в газету томик стихов. Есенин… мол, вам понравится. И Виктория согласилась, что Есенин порядочной девушке не может не понравиться. А поскольку держать на пороге Чуднова с Есениным вместе было неудобно, то и пригласила на чай.

Чай, правда, затягивался.

Дважды чайник греть пришлось. И один раз провожать до туалету, благо, вчера очередь Калерии дежурить была, и стало быть, туалет радовал чистотой. Ну, настолько, насколько это вообще в коммуналке возможно.

– Знаете… я… не слишком умею… не способен с женщинами… то есть, не в том смысле, что совсем не способен, но просто… робею, – признался Илья. – Но мне кажется, что именно в вас я нашел родственную душу… и не хотелось бы спешить, однако… вы… не откажетесь поехать со мной?

– Куда?

– В Ленинград… я бы вас познакомил с матушкой…

Вот без знакомства с матушкой Виктория обошлась бы. Опыт подсказывал, что подобные знакомства лучше устраивать, когда на пальце поселится кольцо. Но она сказала:

– Буду рада!

– Чудесно, – Чуднов расплылся в улыбке и явно хотел что-то сказать, но тут громко хлопнула входная дверь и раздался Ниночкин тонкий голосок:

– Есть кто дома?

Виктория побледнела.

Вот сейчас она войдет. Увидит… и ладно был она, но ведь Чуднов тоже увидит Ниночку. И в глазах его появится именно то, что появлялось в глазах любого нормального мужчины при виде Ниночки – восхищение. Он тотчас забудет про Викторию, станет говорить Ниночке комплименты и всякие глупости, неумно шутить, а то и вовсе позабудет про приличествующую статусу солидность. И ведь Ниночка не уйдет.

Она любопытная.

Да и… никогда-то своего интереса к мужчинам не скрывала. И плевать ей, что Чуднов уже почти, считай, Виктории предложение сделал.

– Привет, – сказала Ниночка, убирая со лба тонкие светлые пряди. – А меня пораньше отпустили. Дали проект и отпустили. Лаборатория же только вечером откроется.

Чтоб ей провалиться с этой вот лабораторией вместе.

– Доброго дня, – Чуднов поднялся и изобразил церемонный поклон. – А вы… учитесь?

– Учусь, – согласилась Ниночка, разглядывая гостя. И взгляд у нее был весьма характерным, оценивающим. Вот так не смотрят на людей посторонних, но скорее уж на тех, к кому имеется определенного рода интерес. – На ведьму…

– Фармацевтика или чары? – уточнил Илья, а Ниночка, подхвативши бублик, хотя никто-то ей не предлагал угощаться, ответила:

– Фармацевтика.

– Очень перспективное направление. Я вижу, что в этой квартире собрались просто-таки удивительные женщины…

– Не представляете, насколько, – пропела Ниночка, присаживаясь. – А вы…

– Чуднов Илья, – представился Чуднов, изобразив поклон. – Друг Виктории… мне повезло встретить ее… вот так бывает, что живешь-живешь и думаешь, будто ничего-то с тобой и не произойдет, что все-то уже известно и очевидно, а потом раз, и оказывается, что жизнь куда как удивительна. И вот она сталкивает тебя с женщиной, о которой ты, можно сказать, мечтал…

И ручку Виктории он взял.

К губам поднес.

А Ниночка только и смогла выдавить:

– Ага…

Как ни удивительно, дива не возражать стала. Напротив, выслушав Святослава, сказала:

– Так и вправду будет лучше.

Но не уточнила, для кого.

А вот заявление на отпуск ей подписали сразу, пусть и пришел с ним хмурый мужчина в белом халате. Был он немолод, высок и всецело сед, отчего седина эта не воспринималась сединою, но просто казалось, что длинные не по обычаю волосы его имеют какой-то странный окрас. И окрас этот вполне себе гармонирует и с цветом халата, и с обликом.

– Надеюсь, вы понимаете, что делаете? – произнес он, разглядывая Святослава, но почудилось, что за показною грозностью его скрывается… беспокойство?

Нет, не за него, Святослава.

Он, Святослав, – человек в госпитале случайный, а вот дива…

– Я сделаю все, что от меня зависит, чтобы они не пострадали. Да и вообще… – Святослав мог бы использовать силу. Проклятье, он мог бы внушить и этому вот мужчине, скорее похожему на лесоруба, чем на врача, и всем-то, кто заглядывал в сестринскую, любовь к себе и полное доверие к своей особе, но… не стал.

Почему?

– И вообще, стало быть, – мужчина потер гладко выбритый подбородок. – Если вообще, может, поинтересуетесь у начальства, почему ее учиться не пускают?

Это было произнесено с раздражением.

И Святослав признал, что раздражение это весьма даже заслужено.

– Ей незачем. А вот что разрешение на практику не выправили, это просто чья-то начальственная дурь. Уже разбираются.

– А разберутся?

– Теперь да.

– Хорошо… – он не подобрел и доверия не прибавилось, да и сомнений меньше не стало, но что-то все же изменилось. – Значит, у нас появится новый врач… хорошо… просто отлично.

К счастью, спрашивать, когда разрешение будет получено, он не стал, но руку протянул и ладонь Святослава сжал крепко, сам же испытующе заглянул в глаза. Но Святослав выдержал и взгляд, и рукопожатие.

– Вам ведь ее ведьма оставила? – уточнил он.

– Она самая… страшная была женщина, – Алексей Львович поежился. – Но справедливая. Она тут еще до меня работать начала. Мой предшественник очень ее уважал. Да и остальные.

Старую ведьму не уважать сложно.

Да и для здоровья вредно.

– Курите? – Алексей Львович хлопнул себя по карману.

– Нет.

– А я вот… привычка… еще со фронта… все хотел избавиться, да не выходит как-то.

– Могу помочь.