Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ложечка и вовсе чудесна.
Ниночка ее облизала даже. Дважды.
– Дорогая, что за манеры! – притворно ужаснулась тетушка. А потом добавила вовсе непритворно. – Я тобою довольна. Мне сказали, что ты за ум взялась.
Спрашивать, кто именно сказал, смысла не было. И Ниночка лишь потупилась, примеряя новую для себя роль скромницы.
Василий Васильевич весьма скромниц жаловал, так и вился, пусть уже в аптеке, и даже соизволил прислать два батона сырокопченой колбасы и сардельки, что было мило. И прежняя Ниночка нашлась бы, как отблагодарить. Но нынешняя долго смущалась, лепетала слова, а намеков определенного толку будто и не замечала.
Знала бы раньше, до чего скромницы в цене…
– И учишься неплохо…
– Я только начала, – сказала Ниночка, кинув в чашку еще пару кусков рафинаду. Это тетушка кофий любит темный и густой. А Ниночка вот и от молока не отказалась бы, но вставать лень, да и не факт, что молоко имеется.
– Но старание видно. Как и то, что ты всерьез восприняла мои советы, – тетушка свою ложечку пристроила на краю блюдца.
Фарфорового.
Правда, при том всем скучного до невозможности. Вот когда у Ниночки свой дом появится, а он непременно появится, в нем не будет никаких вот белых блюдец, тоску навевающих. Она себе купит другие, красивые, с цветами. Большими.
И золото двойной каемкой.
Она в ЦУМе такой видела.
Может, намекнуть Василию Васильевичу? Хотя… сервиз – это не колбаса, за него одним спасибом не отделаешься.
– И про художника согласна. Ненадежная личность. Я тут попросила разузнать своих поподробнее… есть подозрение, что он вовсе не по женской части.
– Что?! – вот теперь Ниночка удивилась. Правда, с удивлением справилась легко, даже выдохнула с облегчением. Выходит, дело вовсе не в том, что Ниночкина красота силу теряет.
Отнюдь.
Дело в самом живописце, чтоб его…
Не по женской части… гадость какая! Невообразимая.
– А если… может… зелье какое?
– Было бы такое зелье, – вздохнула тетушка, – озолотились бы.
– Думаешь?
– Знаю… ты еще молода, многого не понимаешь… на твое счастье.
Тут Ниночка вновь же с тетушкою согласилась, что некоторых вещей она готова не понимать, можно и совсем даже не понимать.
– С одной стороны, конечно, если бы точно знать, то был бы шанс договориться. Ему слухи эти тоже на пользу не идут, а женатый человек вне подозрений. С другой… нет в тебе той тонкости натуры, чтобы в этакие игры играть.
– Нет, – поспешила уверить Ниночка, которой совершенно вот не хотелось выходить замуж за мужеложца, чтобы его репутацию спасти. А ну как выплывет потом? Позору не оберешься. И вообще… думать о Путятине стало на редкость неприятно.
– А вот сосед ваш ничего… по всему видно, что мужчина достойный, с перспективой.
– Какой?
Соседа Ниночка уже осмотрела со всех сторон и пришла к выводу, что даже если и имелись у него какие-никакие перспективы, то весьма отдаленные.
– Не кривись. И хватит уже ложку лизать, горе ты мое! Дай сюда.
Ниночка ложку отдала.
С тетушкой спорить себе дороже.
– Во-первых, молод…
– Не сказать, чтобы так уж молод.
И вообще, что хорошего в молодости? Ни денег, ни положения, а в голове ветер гуляет. То ли дело мужчины постарше, опытней. Они точно знают, что женщине серьезной нужно. Колбаса, небось, куда полезнее всяких там цветочков.
Гришка вот продолжает свои гвоздички таскать.
И смотрит жалобно.
И вздыхает.
В кино пригласил. Ниночка, конечно, сходит, потому как не дура она за вот так кино пропускать. Может, потом еще воды из автомата купит и булочку, но и только…
…а Василий Васильевич, чтоб его жене прыщами покрыться, если не ценит такого мужчину, он и сервиз бы справил, и ковра бы не пожалел для своей ладушки. Красивого. С лебедями.
– …во-вторых, маг…
– Слабый.
– А и того довольно, – тетушка усмехнулась. – К тому же… есть у меня некоторые сомнения.
– В чем?
– В слабости.
…или лучше с оленями? Ниночка видела такой в ЦУМе. Красота невероятная. Правда, и стоит изрядно, и запись на него уже имеется, но у Ниночки есть, с чем подойти, чтобы эту запись слегка подвинуть.
– Сдается мне, не так он и слаб, каким казаться хочет…
– Если он сильный, то что в коммуналке делает? – возразила Ниночка, раздумывая, что замужество, конечно, дело хорошее, но такое ли нужное, как ей говорят?
Нет, тетушка, ясное дело, желает Ниночку пристроить, чтобы она, непристроенная, в гости не ходила и не смущала слабый дядечкин разум своею красотой.
Но с другой стороны…
Вот выйдет Ниночка замуж, что изменится? Не для тетечки, но для самой Ниночки?
– Мало ли… думаю, временное решение. Если пришлый, сюда перевели, то, может, не нашлось пока служебной квартиры. Вот и предложили погодить месяцок-другой. Да и для холостяка коммуналка – это даже неплохо. Небось, все ваши подкармливают.
– Да нет, – Ниночка пожала плечами.
И подумала, что мужа, если он заведется, точно нужно будет кормить. И не от случая к случаю, а постоянно. Тетушке хорошо, у нее вон кухарка имеется, а Ниночка пока кухарку себе позволить не может. Стало быть, готовить придется самой.
Завтраки там.
Обеды.
А еще стирать. И штопать. И… и потом еще дети родятся, визгливые и наглые. Не сразу, само собой, потому как Ниночка все-таки ведьма, но ведь когда-нибудь родятся.
Жуть.
– Гм, совсем? – тетушка определенно удивилась. – Молодой холостой и симпатичный маг, а никто из вашего бабья на него внимания не обращает?
Ниночка наморщила лобик.
А ведь и вправду странно.
– В первый день все вились, а потом точно отрезало, – вынуждена была признать она. – У Эвелинки свой кавалер появился… генерал.
Генерала Ниночка видела издали.
Все видели.
Нарочно подгадали, когда Эвелинка возвращается, и вышли во двор, будто бы по особой надобности. Толичка и тот не удержался, хотя, по собственному своему утверждению, генерала этого видел и не один раз. Но ему никто особо не поверил.
Генерал впечатлил.
Ниночка даже подумала, что стоит с ним поближе познакомиться, глядишь, и поймет он, что Ниночка ничуть не хуже этой селедки снулой, которая себя за актрису выдает развеликую.