— А бабушка как?

Шарлотта достала из пакета фотографии.

— Удивительно. Она так оживилась, мама, знаешь, у нее как будто свет зажегся внутри. Мы проговорили долго-долго. Я столько интересного узнала.

Она вытащила из конверта несколько снимков и разложила их на столе. Я посадила Уильяма на ковер и вернулась смотреть фотографии.

— Это их свадьба.

— Я так и думала.

— Да, но ты посмотри на ее шляпку! Такие поля, что почти лица не видно. А это у нее тот же медальон, который она сейчас носит?

— Наверное. Гляди, каким мой отец щеголем смотрится с бутоньеркой. Просто ужасно, что он так рано умер.

Я взяла фотографию, поднесла ближе к свету. Мой папа, каким я его знала, был усталым, страдающим одышкой. А тут — крепкий молодой человек, только вступающий в жизнь.

— А ты знала, что он был помолвлен, когда она с ним познакомилась?

Я с удивлением опустила фотографию на стол.

— Нет. Она никогда об этом не говорила.

— Правда! Она его увела. Можешь себе представить — наша бабушка, оказывается, была соблазнительницей! — С притворным осуждением Шарлотта покачала головой.

— Наверно, она его очень сильно полюбила. — Я вспомнила свой свадебный альбом, засунутый с глаз долой в шкаф. — И не зря. Они сорок лет прожили счастливо.

— Просто фантастика! — Шарлотта вытащила следующую фотографию: бабушка в длинном пальто, девушки в передниках и крепкий мужчина со свисающей из жилетного кармана цепочкой от часов, все стоят перед древним автобусом. — Бабушка сказала, что это туристический автобус. Они называли его «Свистящий Руфус», ездили на нем в Блэкпул и Саутпорт. Только она не помнит, что это за люди.

— Похожи на школьников, отправляющихся на пикник. Стой, ей тут лет восемнадцать, значит, она уже бросила школу. Это, должно быть, рабочие с фабрики. Она всегда говорила, что была там счастлива. Только у них почему-то невеселый вид. Видимо, счастье относительно…

Но Шарлотта меня не слушала.

— А эту ты видела? — Она достала выцветшую, пожелтевшую и потрескавшуюся фотографию четверых человек, слева направо: девочка с локонами, стоит, скрестив руки на груди; строгая старушка в черном шелковом платье и сабо с изогнутыми подошвами; мальчик, чуть помладше девочки, в неловкой позе стоит в темной кофточке с матросским воротником; и красивая, чем-то обеспокоенная женщина лет двадцати пяти, сидит на стуле с прямой спинкой, а на белой блузке овальный медальон. — Знаешь, кто это?

Мы склонились над фотографией, разглядывая лица. Только мальчик улыбался, как будто энергия юности так и била через край.

— Это бабушка, — угадала я и указала на девочку. — А рядом с ней ее бабушка.

— Да, Флорри Марш. Я там сзади подписала. Выглядит суровой. Женщина помоложе — это бабушкина мать Полли. А грустная потому, что бабушкин отец то жил с ними, то не жил. В тот момент, когда была сделана эта фотография, он жил с какой-то бабой в Чорли.

Полли выглядела смертельно усталой.

— Бедняжка. Неопределенность хуже всего. Это так унизительно. А в те дни — вообще кошмар. Мне бабуся никогда об этом не рассказывала. Наверное, стеснялась.

Но я чувствовала: там что-то было не так. — Я указала на мальчика. — О, кажется, знаю, кто этот ангелочек. — Его темный костюм по всей длине пересекала белая полоса, залом на фотографии. — Несчастный! Умер совсем еще ребенком!

— Верно. Это бабушкин брат Джимми. Гляди, у него один носок сполз.

— Она о нем что-нибудь говорила?

— Он утонул в канале.

— Правда? Бедный малыш.

— Когда она рассказывала о нем, даже расплакалась. Но я ее быстро утешила, — поспешила добавить Шарлотта. — Рассказала, как Уилл отрыгнул прямо в сумочку Айви. Бабуля тут же развеселилась.

Мы сложили фотографии. Шарлотта запихнула их обратно в конверт.

— Знаешь, что я придумала? — сказала она, закрывая крышкой обувную коробку. — Я возьму магнитофон и запишу бабушкины рассказы. Это ведь так интересно! Как раньше жили, и все такое… И Уилл, когда вырастет, сможет их послушать. История нашей семьи.

«Моей семьи», — подумала я.

— Это похоже на… — Она вышла поставить коробку под лестницу. — Ну, как будто телевизор включен на один канал, а в это время записывается другой. Точно так же и бабушка. То, что на поверхности, как раз не важно. Мы думаем, что она сумасшедшая, но на самом деле она просто живет в другом измерении. Она подхватила Уильяма, который уже подобрался к камину, поднесла к своему лицу. Он засмеялся, попытался поймать прядь ее волос. — По крайней мере, она живет в другом времени. Прошлое для нее и есть настоящее.

Оно и понятно, что интересного может ей предложить наш век? Просто почему-то, если кто-то в двадцать лет овдовел и оказался прикованным к постели, все кинутся охать, а поскольку бабушка старая, считается, что ничего страшного в этом нет. И все-таки она — замечательная женщина. Уверена, что в ее жизни было больше событий, чем мы можем предположить.

* * *

Я слушала «Радио-4». Передавали интервью с Кейт Эди[41]. Ее спрашивали, каково это было — вести репортажи из Боснии. Она пожаловалась, что ей было сложно общаться с тамошними людьми, у которых в голове не укладывается, что у события может быть одна, сиюминутная причина. Им кажется, что каждое происшествие — результат множества других, уходящих в века. Например, ее отправили в городишко недалеко от места ведения основных боевых действий, — где произошла страшная резня.

— Что тут вчера произошло? — спросила она очевидца.

— В тысяча девятьсот сорок третьем году… — начал он.

История каждого человека — продолжение чьей-то чужой истории. Нам кажется, что наша жизнь — только наша, но все ошибки, все правила, все представления заданы. И от этого никуда не уйдешь.

Да и зачем, собственно?

Уилл первый раз пошел. И тут же упал. Ударился головой о мраморную плиту камина. Сначала мне показалось, что он умер. Меня накрыла волна ужаса. Тогда я и поняла, что люблю его. Просто любовь подкралась незаметно.

Мама вернулась с работы. Рассказала, что мистер Фэрброзер женится. Ну и новости! Вроде какая-то состоятельная женщина под пятьдесят, он познакомился с ней в Италии, похожа на Марию Каллас, хотя на самом деле родом из Олдхэма. Как мама переживет этот страшный удар? Судя по всему, никак. То есть не особо она и переживает. Может, они и правда были просто друзьями. Миссис Фэрброзер выводит маму в свет — научила играть в бридж, приглашает на дегустации вин, отдает ей старые вещи от Жака Верта и дома моды «Aquascutum». Мама все принимает с благодарностью. Они ходят в кино все втроем. Думаю, дальше этого дело не заходит.