– Это была всего лишь случайность…

– Да ну? Он ведь знал, что это опасно. И все равно рискнул человеческой жизнью в политической игре. Тот, кто легко приносит в жертву одного, принесет в жертву и других.

Я тщательно обдумала ответ. Такой подход кажется логичным людям вроде Тайруса или меня, но для Донии он был дикостью.

– Он же не желал его смерти. А мне кажется, что надо учитывать и намерения. Кроме того, – саркастически улыбнулась я, – меня тоже нельзя считать невинной овечкой. Ты своими глазами видела, как я убивала.

– Это другое, – тихо возразила она, поморщившись.

Я промолчала, но про себя подумала, что никакой разницы нет. Сутера ню Эмпиреан не должна была умирать. И уж ее-то смерть на случайность не спишешь.

– Просто я… беспокоюсь, Немезида.

– Если ты беспокоишься обо мне, то не стоит. Это мой долг – защищать тебя, а не наоборот. О чем вы говорили? У тебя странное настроение.

Дония подошла к одному из окон и уставилась в небо. Солнечный свет озарял ее непривычно светлые волосы.

– Помнишь, что я сказала перед тем, как ты покинула крепость? Что умру, если потеряю тебя?

– Такое разве забудешь? – хрипло спросила я, встречаясь глазами с Сидонией.

– Ты мне небезразлична, Немезида. Я тебя обожаю. Очень-очень. Возможно, даже… в том же смысле, что и Тайрус. Вот, теперь я абсолютно честна с тобой.

– Не думаю, что… – начала было я и замолчала.

Вначале мне показалось, что она не совсем понимает, какие отношения связывают нас с Тайрусом, но потом до меня дошло, что я ошибаюсь. Вспомнила ее реакцию на мое предложение закрутить романчик с Гладдиком. Тогда я вообразила, что она ревнует его ко мне, а оказалось – наоборот, меня – к нему.

– Ты стала чем-то постоянным в моей жизни, – продолжила Дония тихим и далеким голосом. – Когда мать ругала меня, а отец с головой уходил в свою работу, ты одна оставалась со мной. Ты – это все, что мне было нужно. Когда я посещала социальные форумы, чтобы найти себе партнера, то понимала, что никто из этих аристократов на самом деле мне не нужен. У меня уже есть все, что требуется. Я просто хотела, чтобы ты всегда оставалась со мной. Мне очень тяжело, когда ты так смотришь на Тайруса, Немезида. Это прекрасно, что ты наконец испытываешь чувства, но как же быть со мной?..

– Ох, – это было все, что я могла сказать. – Дония… – начала я, но она подняла дрожащую руку, на ее щеках горел лихорадочный румянец.

– Не надо ничего говорить. У тебя никогда не было выбора, любить меня или нет. Ты обязана была меня любить. Ты не была хозяйкой своим чувствам, а мне не хотелось этим пользоваться. Сама знаешь, я никогда так не делала. И никогда не сделаю.

– Теперь мне не требуются химические препараты, чтобы оставаться привязанной к тебе. Я… – слова все никак не хотели выговариваться, даже после общения с Тайрусом. – Я действительно тебя люблю, Дония. Ты спасла мне жизнь, когда убили всех дьяболиков, хотя совершенно не обязана была этого делать. Ты считала меня Немезидой Эмпиреан, а не какой-то там «дан». Тогда мне казалось, что это глупости, но после того, как…

– Что? – ее голос сорвался.

– Теперь я начинаю понимать, о чем ты говорила. И вижу, какой замечательной ты всегда была, – я отвернулась. – И какая удивительная ты сейчас. Ты стала моим лучшим другом, хотя могла бы просто владеть мною. И никогда не считала меня вещью, даже в то время, когда я сама полагала себя таковой.

В глазах Донии стояли слезы.

– Ты действительно опасаешься, что с Тайрусом что-то не то? Мне очень важно твое мнение.

– Нет, Немезида. Не бери в голову. Если ты испытываешь к Тайрусу чувства, я желаю тебе счастья. Больше всего на свете я хочу, чтобы ты была счастлива. Поверь мне.

– Почему ты так говоришь? – подозрительно спросила я. – О чем вы беседовали с Тайрусом? Ты меня пугаешь.

Дония подошла ко мне и прижала мои пальцы к своим щекам.

– Пожалуйста, не бойся ничего. Мы просто с ним обсудили, как дорога ты нам обоим. И он обеспокоил меня тем, что сказал о выборе.

– О каком еще выборе?

– Трудно объяснить. Кажется, он считает, что мне не удастся легко вернуть себе имя. Еще он очень волнуется из-за тебя. И это здорово. Действительно здорово. Уверена, он что-нибудь придумает. А теперь давай закончим этот разговор, у меня разболелась голова, – Дония помассировала виски. – Не принесешь мне опиумное притирание?

Ее слова меня не успокоили. Я отыскала мазь, но желание разговаривать к Сидонии уже не вернулось. Она села у окна, уставившись наружу зрачками размером с булавочную головку. Когда я села рядом, она выглядела совершенно довольной. Я слушала ее дыхание, вспоминала о нашей жизни в крепости, размышляла о сегодняшнем прерванном разговоре.

Ничто не могло меня успокоить. Мы трое балансировали на краю пропасти, рискуя свалиться в темную пустоту, а что нас ждало на ее дне, не знал даже дальновидный Тайрус.

Теперь, когда Тайрус изменил свое решение жениться на Элантре, ему следовало пересмотреть тактику поведения с Цинией.

– Вплоть до самой последней минуты я буду делать вид, что собираюсь исполнить свою часть договора, – объяснил он мне.

Он планировал избавиться сначала от Цинии, а затем и от Рандевальда. Завоевать доверие императрицы, потом рассказать о ее предательстве Рандевальду, чтобы тот сам расправился с матерью. После чего Тайрус подстроил бы смерть дяди, применив какой-нибудь яд наружного действия – самый надежный способ избежать вмешательства дьяболиков.

План мне понравился. И не только потому, что освобождал Тайруса от рискованного союза с Элантрой. Я знала, что Циния во сто крат опаснее. Оставлять ее в живых было бы непростительной ошибкой. Пока же мы действовали как бы в соответствии с желаниями императрицы-матери. Сегодня Тайрус должен был публично отречься от меня в пользу Элантры.

«Гера», корабль Цинии, внешне был не таким роскошным, как «Valor Novus» или даже Тайрусова «Александрия». Снаружи его можно было даже счесть уродливым, поскольку он был построен вокруг выдолбленного астероида. Однако когда мы с Тайрусом пришли на устроенный Цинией прием, я убедилась, что внутри все было великолепно.

Повсюду сохранились природные образования самого астероида: неровные каменные выступы, сверкающие друзы кристаллов, жилы палладия, все это со вкусом подсвеченное, местами покрытое изящной резьбой, перемежающейся с естественными и искусственными проемами, затянутыми хрусталем.

– Одна только отделка заняла пятьдесят лет, – заметил Тайрус. – «Гера» – это предмет гордости моей бабки, настоящее произведение искусства.

– Вижу.

Матриарх как-то сказала мне, что у меня отсутствует понимание идеи ценности. Однако последние несколько недель многому научили меня, в том числе и тому, что такое красота. Оглянувшись вокруг, я поняла, почему это место считается бесценным. В постройку корабля была вложена душа, меня же впечатлили старания и амбиции.