Я заношу её в шатёр и укладываю спиной на простыни. Осторожно наваливаюсь сверху.

– Теперь нам точно никто не помешает, Линда… – шепчу ей в висок. Нежно целую, увожу цепочку поцелуев на шею, на ключицу, соскальзываю на грудь… Чувствую, что Линда улыбается, даже не глядя в её божественно прекрасное свежее как весенняя золотая роза, лицо.

Линда крепко прижимается ко мне всем телом, юной аппетитной грудью, плоским животиком, обвивает меня ногами, одновременно стягивая с меня тонкую нижнюю рубашку.

– Никто не помешает, – эхом отзывается она, – мой король…

Линда

Драконьи боги, я столько лет боялась Авалона.

Хотела его, но боялась.

Порой нарочно шла в сады в дни посещений дипломатической миссии Аскарда – знала места, где старший принц Ледяных Драконов особенно любил гулять. И мне казалось, он ждёт, что я догадаюсь и приду в определённое место.

Я приходила. Он смотрел с презрительной усмешкой. Отвешивал саркастичный поклон. Брал меня под руку как положено согласно этикету.

И вёл вдоль садовых дорожек.

Нас провожали взглядом солдаты Этны и Аскарда, стоявшие в карауле, как полагалось через каждые сорок шагов в такие важные дни.

Со стороны мы выглядели совершенно обыкновенно.

Как исполняющие долг вежливости принц и принцесса мирно сосуществующих держав. Но на самом деле…

Авалон стискивал мою укутанную золотой перчаткой кисть.

Я шипела сквозь зубы: “Мне больно! Что вы делаете, Ваше Высочество?!”

Он отвечал: “Я сделаю тебе ещё больнее, Линда… ты будешь стоять передо мной на коленях… в рабских браслетах… ты меня поняла ?”

“Зачем вы мне это говорите, я пожалуюсь отцу”, – шептала я дрожащими губами. И меня накрывала безумная неправильная чёрная эйфория – смесь страха и вожделения. Но тогда я не отдавала себе в этом отчёта.

“Твой отец с радостью обменяет тебя на кусок аскардского меха…” – цедил обычно Авалон в ответ.

Этот разговор повторялся стабильно, немного менялись детали формулировок, живописность угроз и степень моего возмущённого негодования. На словах о моём отце я всегда грустнела, и чёрная эйфория уходила, “улетали бабочки из живота”. Потому что в глубине души я знала, что Авалон прав. Отец – обменял бы. И ещё радовался бы, что заключил сделку тысячелетия… Оставался только сухой колкий страх. И Авалон чувствовал, что обаяние момента ушло. И дальше мы просто шли в тишине. Он слегка поглаживал мою руку. Очень ласково. И хмурился. И я воображала, что может он слегка жалеет о сказанном. И сама над собой смеялась: что за бред? Конечно, не жалеет. Разве только о том, что не добил. Иначе почему в следующий раз всё начинается сначала.

А однажды… аскардцы явились в Огненный дворец на бал. Это было в честь моего восемнадцатилетия. Авалон не сказал мне в тот вечер ни одной колкости. Я танцевала с Эсфиром – средним из Ледяных принцев