Репортёры давились смешками.

«Я разбил её гитару, вы же не в курсе?» – усмехнулся Шейн, в то время как Калеб прожигал его гневным взглядом и сжимал шариковую ручку с такой силой, словно с трудом себя сдерживает от желания вонзить её Шейну в глаз.

Репортёры оживились.

«Конечно, вы не знаете, – с улыбкой продолжал Шейн и внезапно стал серьёзным. – Думаю, фанаты рады этой новости. На тот момент, когда я сделал это, Тейт Миллер всё ещё была для меня этим болотом. Я увяз в нём по самое горло и от безысходности, оттого что никак не мог из него выбраться, давился в собственной ярости и топил Тейт. Вместе с собой. Пока однажды не понял… как сильно болота умеют гореть».

Шейн ударил ладонями по столу, шумно выдохнул и поднялся на ноги:

«Что ж, всем спасибо! До новых встреч!»

«Что это значит, Шейн? Поясните!» – закричали репортёры вслед.

«Мы не совсем вас поняли!»

«Скажите прямо, Шейн!»

«Тейт Миллер не представляет для Шейна никакого интереса! – воскликнул мистер Сок, призывая к порядку. – Эта девушка исключена из шоу и больше не потревожит ни Шейна, ни его фанатов».

Эта девушка, то есть я, сейчас сидит в квартире Шейна и пялится в монитор ноутбука опупевшим взглядом.

Болото?.. Огонь?.. Пф-ф… это ещё что за бред?

Неужели Шейн тоже это чувствует? О, не-е-е-ет! Ни за что не поверю! Он не может! Только не он.

Захлопнула ноутбук и чтобы как-то отвлечься от услышанного, взяла в руки свою «крошку» и любовно пробежалась пальцами по струнам.

Сыграла пару песен, наслаждаясь каждым мгновением нашего невозможного воссоединения и на последнем аккорде, так как играла без усилителя, услышала характерный дверной щелчок.

Шейн буквально влетел в квартиру, перевалился через порог: растрёпанный, раскрасневшийся… и с большим пакетом в руках.

Я застыла, глядя на него удивлённо:

– За тобой погоня?

Шейн ещё долго смотрел мне в лицо, не говоря ни слова, будто желая до конца удостовериться в моей реальности и, наконец, выдохнул:

– Думал… думал… уйдёшь.

С трудом сдержала улыбку. И с чего это мне вообще ему улыбаться вздумалось?..

Шейн поставил пакет на пол и подошёл ближе, всё ещё тяжело дыша. Нахмуренный взгляд упал на Гибсона, и глаза тут же расширились.

– Не очень-то хорошо ты его спрятал, – сдержанно произнесла я.

Шейн внимательно посмотрел мне в лицо:

– Твои синяки выглядят очень мило, Миллер.

– Спасибо. – От удара в нос у меня всё лицо заплыло, особенно под глазами. Я старалась их замазать, но, видимо, не очень хорошо получилось.

Шейн опустился на диван недалеко от меня и запустил руку в растрёпанные волосы, сосредоточенно глядя на Гибсона.

– Ты ведь не просто ремень перевесил? – аккуратно поинтересовалась я, вопросительно приподняв брови.

Шейн выглядел серьёзно, упёр локти в колени, сцепив ладони в замок, и заговорил, как самый настоящий продавец из музыкального магазина, рекламирующий товар и при этом немного нервничающий:

– Заднюю часть корпуса полностью поменяли. Трещину на верхней части удалось залатать. Внутренности твои. Колки, звукосниматели, регуляторы, струнодержатель и гриф тоже… ну, гриф почти твой, – натянуто улыбнулся. – Струны новые, но поэтому поводу ты ведь не станешь переживать? Вся сила в ремне, так ведь? Я не стал покупать новый, твой ведь и был таким потрёпанным?

– Да, и я люблю свой ремень. – Напоминает деловые переговоры с напуском иронии. – И сколько ты отвалил за её ремонт?

Шейн откинулся на спинку дивана, сложил руки на груди и равнодушно пожал плечами:

– Какое это имеет значение? Никаких денег всё равно не хватит, чтобы вернуть оригинал.

И снова я не знаю, как себя чувствовать. Шейн говорит и ведёт себя по-другому, словно стал на дорожку исправления, но ведь это не говорит о том, что он останется таким до конца. Насколько его хватит? И как сильно ему это надо? Передо мной всё тот же звёздный мальчик, разбалованный обожанием публики, любящий женское внимание и не знающий цену деньгам.

Мы с ним с разных полюсов. Из разных измерений. Даже если Шейн сейчас разразится бурей извинений, это не сделает нас ближе. Мы слишком разные. И эта… связь, на платоническом уровне, если её можно так назвать, когда-нибудь перегорит. Может быть, уже сегодня, или завтра… Стоит нам разойтись по разным сторонам и всё… И ничего не останется. Даже то, что происходит сейчас, – уже слишком. Даже к этому я была не готова.

Я даже не ожидала этого. И совсем не уверена, что оно мне надо.

– Ну, – Шейн хлопнул ладонями по коленям, – рад, что… что вы воссоединились.

– Убийца воскресил свою жертву, – бросила себе под нос и пробежалась пальцами по струнам.

Лицо Шейна помрачнело, взгляд казался сожалеющим:

– Я не знал… Не знал, что какая-то вещь может значит так много. Я не знал… о твоей матери. Мне жаль. Это не оправдание, Миллер. Я кретин. И я такой.

– И когда ты планировал мне её вернуть?

– Не знаю, – пожал плечами Шейн, – когда-нибудь. Я только позавчера забрал её из мастерской.

Я в подозрении сузила глаза:

– И в честь чего вообще такие подвиги? Типа: «Смотрите все! Я не такой уж и козёл?»

Шейн коротко усмехнулся и пожал плечами:

– Типа: «Смотрите все! Я вообще клёвый парень!»

– Ага. Расскажи кому другому.

– Не ворчи, Миллер.

Я фыркнула и вновь пробежалась пальцами по струнам.

Шейн вернулся к большому пакету у двери и принялся выкладывать продукты на широкую мраморную столешницу. Переоделся, нацепил чёрный передник и приступил к готовке. Я наблюдала за ним не верящими глазами, иногда борясь со смехом, иногда потрясённо: настолько ловко он всё делал.

– Ещё и готовить умеешь? – я сидела на одном из высоких кухонных стульев и глаз с него не спускала. – Пожалуй, я готова признать, что ты смог меня удивить.

– У меня много скрытых талантов, Миллер, – ответил Шейн, промывая овощи.

– Значит, так и будешь обращаться ко мне по фамилии?

Шейн улыбнулся, бросив на меня хитрый взгляд:

– Мне нравится называть тебя по фамилии.

– Тогда ты должен сказать мне свою.

Шейн удивлённо вскинул брови, но тут же опомнился:

– Забыл, что ты ничего обо мне не знаешь.

– Ну… уже знаю достаточно, – хмыкнула я, наблюдая, как Шейн откладывает овощи в сторону и приступает к разделке мяса.

Умом можно тронуться: звёздный мальчик, любимец миллионов, готовит ужин для той, кого ещё недавно готов был собственноручно сжить со свету.