Мадок на колени не становится. И прощения не просит. Он просто смотрит по очереди на всех нас, затем его взгляд останавливается на Оуке и Ориане. Вижу, как сжимаются при этом мускулы на его челюсти, но это все, что он может себе позволить.

Пытаюсь заговорить, но у меня рот словно заклеен, не могу выдавить ни слова.

– Тебе нечего сказать? – спрашивает его Кардан. – А раньше ты был очень разговорчивым.

Мадок отвечает, но не ему, а повернув голову ко мне:

– Я сдался на поле боя. Что вам еще? Война окончена, и я ее проиграл.

– И ты так стоически готов отправиться на казнь? – обретя, наконец, голос, спрашиваю я и слышу вслед тяжелый вздох с той стороны, где стоит Ориана.

Но Мадок остается невозмутимым, решительным и угрюмым.

– Я воспитал тебя бескомпромиссной, могу ли я сам оказаться не таким? Я прошу только одного – хорошей смерти. Быстрой и безболезненной. Ради нашей былой любви, которую мы испытывали друг к другу. И знай, что я не держу на тебя зла.

С того момента, когда закончилась битва, я уже знала, что именно мне придется вынести приговор Мадоку. Я прокручивала в голове самые разные варианты, вспоминала не только о его армии и брошенном им вызове, не только о нашей дуэли в снегу, но и о старом преступлении Мадока, всегда незримо стоявшем между нами. Должна ли я отомстить ему за убийство моих родителей? Этот долг должен быть оплачен? Мадок поймет это, должен понять, что любовь нельзя ставить выше, чем долг.

Но тут же задаюсь вопросом, а что, если к моему долгу перед родителями нужен более гибкий подход? Если здесь нужен несколько иной взгляд на такой, какой могли бы принять они сами?

– Однажды я сказала, что я стала такой, какой ты меня сделал, – говорю я. – Но на самом деле это не так. Ты воспитал меня бескомпромиссной, но я тем не менее научилась милосердию. И я готова даже к тебе проявить что-то наподобие милосердия, если только ты докажешь мне, что заслуживаешь его.

Он смотрит на меня с удивлением и некоторой тревогой.

– Сир, – не выдерживает Рандалин, раздраженный донельзя тем, каким оказывается каждое новое мое решение. – У вас, несомненно, есть что сказать по этому…

– Молчать, – обрывает его Кардан. Манеры его круто изменились, язык его стегает теперь как кнут. Кардан смотрит на Рандалина так, словно готов вынести следующий приговор самому министру ключей, а затем говорит, кивая в мою сторону: – Джуд только что подошла к самому интересному.

– Во-первых, – начинаю я, не сводя глаз с Мадока, – ты поклянешься забыть настоящее имя, которое тебе известно. Ты выбросишь его из своей памяти, и оно никогда больше не слетит с твоих губ и не будет написано твоими пальцами.

– Может быть, хочешь вначале сама услышать его? – с едва заметной усмешкой спрашивает он.

– Нет, не хочу, – отвечаю я. Не говорить же ему о том, что я это имя и без него знаю. – Во-вторых, ты должен поклясться нам в своей лояльности и покорности, – продолжаю я. – И третье. Ты обязан поклясться в этом до того, как я вынесу приговор по твоим преступлениям, которого ты все равно заслуживаешь.

Я вижу, как он борется с чувством собственного достоинства. Оно требует, чтобы Мадок сошел в могилу с высоко поднятой головой. Но, с другой стороны, ему вовсе не хочется идти в эту самую могилу.

– Я прошу милости, – говорит он, наконец. – Или, как ты сказала, чего-то наподобие.

Я делаю глубокий вдох и оглашаю свое решение:

– Я приговариваю тебя провести остаток своих дней в мире смертных и никогда больше не брать в руки оружие.

Губы Мадока сжимаются в тонкую линию. Он долго молчит, потом произносит, опустив голову:

– Да, моя королева.

– Прощай, отец, – шепчу я вслед ему, когда он уходит. Шепчу очень тихо и потому не думаю, что он слышит меня.

* * *

После коронации мы с Тарин решаем составить компанию Виви и Оуку, которые отправляются назад в мир смертных. Конечно, теперь, когда война окончена, Оук мог бы вернуться в Фейриленд и посещать школу при дворце, как мы с Тарин когда-то. Но ему хочется еще пожить среди людей, и не только потому, что он провел там бо2льшую часть прошлого учебного года, но и из-за Орианы, которая решила отправиться в изгнание вслед за Мадоком, а Оук скучает по своим родителям.

Всю последнюю неделю Виви разрывается между двумя мирами, летает на свидания с Хизер, с которой они заново знакомятся. Сейчас, собираясь покинуть Фейриленд в очередной раз, она собирает банки с джемом из шиповника, сплетенные из паучьего шелка куртки и прочие вещи, которые хочет забрать с собой. За сборами Виви без конца размышляет вслух о различных сторонах жизни в смертном мире, которые собирается разъяснить своему отцу.

– Мобильные телефоны, например, – говорит она. – Или касса самообслуживания в продуктовом магазине. Сколько удовольствия будет обучать его всем этим премудростям. Нет, серьезно, Джуд, его изгнание – это самый лучший подарок, который ты могла мне сделать!

– А ты понимаешь, что ему вскоре станет так скучно, что он попытается до любой мелочи контролировать твою жизнь, – остужает ее восторг Тарин. – Или, например, планировать твое вторжение в соседний многоквартирный дом.

Виви перестает улыбаться.

Зато начинает хихикать Оук.

Мы с Тарин помогаем Виви набить четыре седельные сумки вещами, хотя в принципе она уже посадила столько крестовника в рощице рядом с квартирой, что в любой момент сможет вернуться и взять все, чего ей не хватает. Грима Мог дает ей список вещей, которые она просит прислать ей в Эльфхейм. По-моему, почти весь список состоит из растворимого кофе и острого соуса «чили».

Вот чего я не ожидаю, так это того, что Кардан захочет поехать с нами.

– Тебе обязательно нужно поехать, – соглашается Тарин. – Вечеринку, наконец, устроим. А то вы с Джуд поженились, а свадьбу не отпраздновали.

– Легко, – отвечаю я. – Но для этого нам вовсе не нужно…

– Значит, решено, – ставит точку моя неугомонная старшая сестра Виви. – Могу поспорить, что Кардан еще никогда пиццу не пробовал.

Встрепенувшийся при слове «пицца», как боевой конь при звуке трубы, Оук взахлеб начинает перечислять разные начинки для этой самой пиццы, от ананасов до пеперони и анчоусов. Мы еще не перенеслись в мир смертных, а я уже умираю. От страха. Мне кажется, что, скорее всего, этот мир Кардану не понравится, и вопрос только в том, насколько ужасным он его найдет.

Прежде чем я успеваю придумать способ отговорить Кардана, мы уже приторачиваем седельные сумки к коням из крестовника. Затем летим над водой и вскоре приземляемся на травянистый пятачок поблизости от жилого комплекса, но при этом достаточно далеко от квартиры Виви, чтобы ее соседи не смогли случайно заметить наше появление.

Я слезаю со своего коня и первым делом отмечаю тусклый цвет городской травы и запах выхлопных автомобильных газов в воздухе. С опаской смотрю на Кардана, боюсь, что сейчас он начнет морщить нос, но он просто с любопытством осматривается вокруг, скользит глазами по горящим в домах окнам, затем переводит взгляд на рычащее неподалеку шоссе.