некоем Сигере Брабантском, который «читал в Соломенном проулке в оны лета и неугодным правдам поучал»[205], и возрождение латинского аверроизма в Париже в конце XIII века оставило сильный отпечаток ереси на памяти этого магистра. Альберту Великому и Фоме Аквинскому понадобилось приложить значительные усилия, чтобы проверить эту новую ересь, догматы которой были изложены в длинном списке из 219 заблуждений, осужденных в Париже в 1277 году. Здесь, наряду со многим другим, мы находим аверроистические учения о вечности материи и отрицании личного бессмертия. Когда было указано на противоречие между такими учениями и ортодоксальной верой, Сигер и многие его последователи выдвинули удобную теорию: философская истина могла оказываться ложной в теологии, и наоборот. Учение Аверроэса, похоже, заразило императора Фридриха II, героя для многих подозрительного, а более позднюю репутацию философа характеризует фреска в пизанском Кампо-Санто, которая изображает его страдающим от мучений с Магометом и Антихристом.

Философия и теология также столкнулись с другими еретическими учениями XII века: пантеизмом Амальрика Бенского и Давида Динанского, дуализмом альбигойцев. Пантеисты, возможно, также связанные с аверроистами, были внесены в парижское осуждение 1210 года. Дуалисты, манихеи, или катары, были главной целью Альбигойского крестового похода и доминиканской инквизиции. Как следует из названия, манихейство восходит к еретикам Римской империи и, в конечном счете, к дуализму персов. Возможно, сохранившееся с ранних времен в Галлии, оно распространялось также с Востока через Балканы на север Италии и юг Франции, где вспыхнуло с новой силой в XII веке. Не сильно повлияв на философское мышление века, оно, однако, обрело популярность в народной среде, а его антиклерикальный характер привел в действие все органы церкви для его подавления. К сожалению для нас, уничтожение этой еретической литературы было произведено так основательно, что учение ее авторов едва ли известно вне цитат и опровержений ее врагов.

Мы не должны, однако, предполагать, что философская деятельность XII века была целиком и полностью обусловлена греческим и арабским влиянием. Ансельм и Абеляр, главные философские умы того времени, трудились до появления этого нового материала, хотя вопрос об универсалиях, эта великая проблема схоластики, был поднят Росцелином еще до 1092 года. Ансельм (ум. в 1109), «последний из Отцов и первый из схоластов», был как последователем блаженного Августина, так и духовным предшественником святого Бонавентуры и святого Фомы. Его философия в основном связана с богословскими спекуляциями, особенно касающимися существования Бога. Он стремился установить, объективируя человеческое представление о высшем сущем, форму крайнего реализма, которую применяет, чтобы доказать независимое существование таких абстрактных идей, как справедливость и истина. Как противник Росцелина, он погружает нас в самую глубину вопроса об универсалиях, когда говорит: «Кто не может понять, как несколько человек, происходящих из одного рода, представляют из себя несколько отдельных людей, тот никогда не поймет, как один Бог может быть в трех лицах, и в каждом из них совершенным Богом». Однако он не поддерживает тех, кто вообще не признает диалектики. Его знаменитый принцип «Я верю для того, чтобы понять» оставляет широкое поле для толкований: «Надлежащий порядок требует от нас, чтобы мы глубоко уверовали, прежде чем осмелимся воспользоваться нашим разумом, но после того, как мы укрепились в вере, мы не должны пренебрегать изучением того, во что мы верим». Его вера всегда стремится понять, это «вера, ищущая разумения» (fides quaerens intellectum).

Важность свободного обучения, в первую очередь как средства постижения скрытого смысла Писания, также подчеркивалась выдающимся философом-мистиком этого периода Гуго Сен-Викторским (1096–1141). В его великом трактате «О таинствах христианской веры» есть что-то от органической и логической системы более поздних сумм, но он вводит нас, скорее, в мир символизма и аллегории. Для него материальная вселенная – символ, Священное Писание – аллегория, таинства – «совершенные и могущественные символы, которые изначально проявились в несовершенном сакраментальном характере всех Божьих дел»[206]. Ему под силу даже в Ноевом ковчеге найти символ Церкви, в котором каждая деталь имеет свое аллегорическое значение. Если, подобно Ансельму, он начинает с Августина, мистик вскоре одерживает победу над философом, и аллегорическое толкование разрешает противоречия, которые ставят в тупик его более диалектически мыслящих современников.

Абеляр (1079–1142) – одна из самых поразительных фигур Средневекового ренессанса. Недостатки темперамента, тщеславие и самоуверенность, которые мы находим в его автобиографии, не должны затмевать его великие умственные способности. Он был смелым, оригинальным, выдающимся, одним из первых философских умов всего Средневековья. Прежде всего логик, с непоколебимой верой в разум, он проникся диалектикой своего века и больше, чем кто-либо другой, определил проблемы и методы схоластики, по крайней мере в вопросе универсалий и в методе «Да и Нет». Вопрос об универсалиях, центральная, хотя и не единственная тема схоластической философии, связан с природой общих терминов или понятий, таких как «человек», «дом», «лошадь». Являются ли они, как утверждали номиналисты, не более чем просто названиями, в лучшем случае служащими для интеллектуального удобства? Или же они, как утверждали реалисты, существуют совершенно независимо и обособленно от конкретных индивидов, в которых они могут быть в настоящий момент объективированы? Можно возразить, что это просто вопрос логической терминологии, не имеющий никакого значения в реальном мире. Однако многое здесь зависит от применения. Примените номиналистическое учение к Богу, и неделимая Троица распадется на три ипостаси. Примените его к Церкви, и Церковь перестанет быть Божественным учреждением со своей собственной жизнью и станет просто удобным обозначением для всей совокупности отдельных христиан. Примените его к государству – и где же тогда окажется политическая власть, в суверенном целом или у отдельных граждан? По крайней мере, в таком виде эта проблема все еще стоит перед нами. Практическое мышление не может полностью освободиться от логики, и, наоборот, логика иногда имеет практические последствия, которые сначала не осознаются.

Дебаты об универсалиях уходят своими корнями к Боэцию и Порфирию, но на первый план в них выступает Росцелин, крайний номиналист, осужденный в 1092 году по требованию Ансельма за троебожие. Не разделяя крайнего реализма, представленного в различных формах Гильомом из Шампо, Абеляр придерживался более умеренного взгляда, доктрины, которую он разработал с присущим ему блеском и которую мы только сейчас начали понимать благодаря публикации его «Глосс к Порфирию». Как здесь показано, это очень напоминает более позднюю ортодоксию. Однако в эпоху, когда богословие было главным объектом внимания, логики всегда испытывали искушение применить свою диалектику к фундаментальным проблемам, касающимся природы Бога. И неудивительно, что Абеляр, будучи осужденным за ересь в Суассоне в 1121 году и в Сансе в 1141 году, столкнулся с трудностями в вопросе о