Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот и мои раскрасавицы вожатые тоже. Стоят себе рядышком, потупив к долу ясные свои глазоньки, покраснели дружненько. А я им ещё свирепым таким шёпотом:
– Слышали?! И не дай бог, ежели что-либо такое опять отчебучили!
Использую, как говорится, ситуацию для укрепления единоличной своей власти в отряде.
Потом линейка наконец-таки закончилась, разошлись все кто куда. А ещё потом смотрю: Бугров мой чешет. Хотел мимо меня проскользнуть, незаметненько, да я его окликнула. Остановился, правда…
– Спешу очень, зайка! – говорит. – Извини!
Да я и сама вижу, что вид у него озабоченный. Вот чего в мужиках терпеть не могу!
– Ну что? – спрашиваю. – Что такого сенсационного выкопать изволил?
Принялся он мне рассказывать. Что нашли они рано утром вторую серёжку золотую. И выходит, что зря он на Нинку вчера «баллоны катил»…
– Ты бы хоть извинился! – не выдержала я. – Вот сейчас же иди и извинись!
– Да я уже… – сообщает мне Бугров. – Но это не главное. Вот что мы ещё там нашли.
И показывает мне металлический какой-то предмет жёлтого цвета.
– Это не золото часом? – спрашиваю.
– Золото, золото, – соглашается Бугров. – Это часы… вернее, их остатки.
Смотрю я: и впрямь на часы очень похоже… только сплющенные почему-то…
– Да ты повнимательнее смотри, – говорит Бугров и пальцем в часы тычет. – Вот тут, видишь?
– Буковки какие-то… – говорю я. – Слушай, а это не по-нашему написано?
– По-нашему. А хочешь знать, что тут написано? «Виктору от Александра на двадцатилетие». И дата.
– Наша дата? – спрашиваю.
– Прошлого года.
Вздохнула я с облегчением.
– Ну, так в чём дело-то? Потерял, видно, кто-то…
Но Бугров только головой лохматой покачал.
– Непохоже, Верунька, – говорит. – Ох, непохоже!
* * *
Господи, это было самое настоящее чудовище!
Огромные, чуть желтоватые клыки, торчащие из верхней челюсти, доходили едва ли не до середины груди и напоминали, скорее, и не клыки вовсе, а два длиннющих, остро отточенных сабельных клинка. Круглые зелёные глаза зверя горели, как два ярких фонаря, короткий толстый хвост яростно хлестал по коричневым бокам…
Чудовищное животное припало к земле, и вновь извергла из полуоткрытой пасти низкое гортанное рычание, от которого буквально кровь в жилах леденела.
«Сейчас прыгнет! – молнией пронеслось в голове. – Сейчас…»
На меня вдруг нахлынуло странное какое-то оцепенение. Нет, соображал я довольно-таки сносно, даже лихорадочно как-то быстро я соображал в тот момент… но всё как-то не о том, о чём следовало бы думать в данной ситуации. Например, за те доли секунды, что оставались ещё до прыжка, я успел разглядеть и застывшего с ножом в руке Серёгу, и Жорку рядом с ним, вскинувшего над головой суковатую какую-то дубинку, и Витьку, почему-то упавшего вдруг ничком на землю, да ещё и обхватившего обеими руками затылок…
Всё это, повторяю, я успел разглядеть за то короткое мгновение, в течение которого саблезубое чудовище, припавшее к земле, готовилось к прыжку, ибо время словно приостановило, замедлило торопливый свой бег. Потом оно словно опомнилось, и все последующие события понеслись, завертелись с ужасающей даже быстротой.
Испуганно вскрикнула Наташа позади меня, и в это же самое мгновение чудовище сделало первый свой прыжок… и я, с чувством полнейшей своей обречённости, вскинул всё же над головой правую руку с судорожно зажатым в ней ножом. Шансов у меня не было, ни единого даже шанса… и я отлично это осознавал…
Второй прыжок зверя… и в это же самое время наперерез ему бросается Серёга, и этот отчаянный его бросок явился полнейшей неожиданностью для саблезубого. Каким-то чудом, скорее всего благодаря именно этой вот неожиданности, Серёга успевает, не только вплотную приблизиться к зверю, но и всадить ему в коричнево-пятнистый бок свой нож. Но больше он уже ничего не успевает и, сбитый с ног одним ударом когтистой лапы, отлетает в сторону. А зверюга эта, напрочь позабыв о нас с Наташей, наваливается на него сверху, подминая под себя.
И вновь каким-то чудом, нечеловеческими какими-то усилиями Серёге удаётся вывернуться и, упёршись обеими руками в широкую грудь зверя, отвести, отодвинуть от беззащитной своей шеи его страшную оскалённую пасть. Но долго так продолжаться не могло, Серёга, весь окровавленный, на глазах прямо изнемогал в неравной этой борьбе, а я (да и остальные тоже) словно застыл в странном каком-то оцепенении, глазами постороннего зрителя следя за страшным этим поединком.
– Уходите! – вдруг выкрикнул Серёга хриплым срывающимся голосом. – Всё уходите! Санька, Натаху не оставь!
Отчаянный этот его крик словно сбрасывает с меня оцепенение. Я бросаюсь вперёд с зажатым в руке ножом, потом замечаю на земле брошенный Серёгин нож и мгновенно тоже его подхватываю…
Вблизи этот громадный чудовищный зверь оказывается ещё чудовищнее и ещё громаднее… и конечно же не двух небольшим ножичкам противостоять этим кошмарным клыкам-кинжалам, этим огромным когтистым лапам, этой всей первобытной пугающей мощи. Но я уже ни о чём не думаю и ни о чём не рассуждаю… не до того мне. Там Серёга, и он погибает, и мне надо как-то попытаться его спасти…
Одновременно взмахнув обоими ножами, я изо всей силы полоснул ими по лоснящейся коричневой шее чудовища и с удовлетворением отметил густо хлынувшую из обеих ран кровь. И мгновенно покатился по земле, сбитый с ног страшным ударом огромной лапы. Ножей из рук, правда, я так и не выпустил, но врезался затылком в твёрдую каменистую почву с такой силой, что в глазах потемнело и всё тело стало мгновенно каким-то ватным и на удивление чужим. Я попытался приподнять голову, но так и не смог этого сделать. Единственное, в чём я хоть как-то преуспел, так это в попытке перевернуться со спину на бок и, превозмогая боль и апатию, подтянуть ноги к животу…
И в это самое время Сергей закричал, и крик этот его, крик страшной нечеловеческой боли, словно встряхивает меня, помогает вновь подняться на ноги. Я весь в крови и, кажется, ранен… впрочем, боли пока нет и трудно разобраться даже, чья эта кровь. И страха тоже нет, совершенно нет страха… а есть враг и есть Серёга, которого нужно попытаться спасти…
На этот раз я чуть изменил тактику. Вскочив зверю на широкую коричневую спину, я принялся что есть силы полосовать обоими ножами его гладкий мускулистый затылок. Впрочем, полоснуть так я успеваю всего два-три раза, не более, ибо, яростно взревев, чудовище отпрянуло
