переодеться в ночную рубашку. Спустившись в пристройку, Патриция отвела Лиланда в сторону.

– Что происходит? – взволновался он. – С ней все в порядке?

– У нее сильные судороги. Но она считает, что завтра будет все хорошо. Думаю, тебе сегодня лучше поспать в гостевой комнате. Ей стоит побыть одной.

Лиланд положил руку ей на плечо и заглянул в глаза.

– Прости, что был неприветлив и срывал на тебе зло. Не знаю, что буду делать, если что-нибудь случится со Слик.

На улице было темно и тихо. Свеча на крыльце догорела, и почти все любители сладостей и гадостей покинули Криксайд-драйв. Патриция быстро обошла дом и выбросила белье, халат и порванную одежду в мусорный контейнер, тщательно запихав все поглубже под пластиковые пакеты. Затем подбежала к «вольво», села за руль и заперла все двери. Слик права, монстр мог быть где-то поблизости.

Когда двигатель заработал, женщина почувствовала себя в большей безопасности, и злость начала клокотать в ее душе, заставляя чувствовать, как натягивается кожа на лице. Движения Патриции стали порывистыми и торопливыми. Она никак не могла сдержать себя. Ей нужно было куда-то поехать, оказаться в другом месте.

Ей нужно было увидеть Джеймса Харриса.

Она хотела встать перед ним и обвинить во всем, что он сделал. Она чувствовала, что это то единственное, что имеет сейчас хоть какой-то смысл. Она аккуратно проехала по Криксайд, используя остатки самоконтроля, чтобы по широкой дуге обогнуть последних просителей конфет, вывернула на бульвар Джонни Доддса и вдавила педаль в пол.

В Олд-Вилладж она снова сбросила скорость. Улицы были практически пусты. «Светильники Джека» с прогоревшими свечками внутри стояли на ступеньках домов. Холодный воздух веял из вентилятора «вольво». Она остановилась на углу Питт и Маккантс. Передний двор Кэнтвеллов был пуст, все огни погашены. Как только она тронулась в сторону дома Джеймса Харриса, ветер заставил бутафорские трупы, свисавшие с деревьев, извиваться, следуя за ней, протягивая к ней свои забинтованные руки.

Массивная зловещая глыба дома Джеймса Харриса вырисовывалась слева, и Патриция подумала о темном чердаке с чемоданом, в котором одиноко лежал труп Франсин. Она вспомнила дикий затравленный взгляд Слик. И вспомнила, как та просипела: «Если он так поступил со мной, что же он сделает тебе?»

Ей срочно, прямо сейчас, нужно выяснить, где ее дети. Непреодолимая потребность знать, что они в безопасности, затопила ее тело и заставила лететь домой.

Она въехала на подъездную дорожку и побежала к парадной двери. Один фонарик из тыквы догорел, другой кто-то разбил о крыльцо. Поднимаясь по ступеням, она поскользнулась на оранжевой мякоти. Открыла дверь и поспешила на веранду. Кори там не было. Патриция побежала наверх и рывком открыла дверь в комнату дочери.

– Что?! – воскликнула от неожиданности Кори. Она сидела на кровати, скрестив ноги и склонившись над номером SPIN[55].

С ней все было в порядке. Патриция ничего не сказала. Она побежала к Блю. Пусто.

Она проверила каждую комнату на первом этаже, даже заглянула в темный бывший гараж, но нигде не нашла сына. Она чувствовала отчаяние. Она проверила, заперта ли задняя дверь, и схватила ключи от машины, но тут же остановилась. Что, если она поедет его искать, а он в это время придет сюда? Может ли она оставить Кори одну в доме, если где-то поблизости бродит Джеймс Харрис?

Нужно позвонить Картеру. Пусть немедленно едет домой. Вдвоем они с этим справятся. Услышав, как открывается входная дверь, она подпрыгнула и побежала в прихожую. Блю как раз закрывал за собой дверь.

Она схватила его и крепко прижала к себе. Он на мгновение замер, потом выскользнул из ее объятий.

– Что?

– Я просто очень рада видеть, что с тобой все хорошо. Где ты был?

– У Джима, – ответил он. Ей потребовалось некоторое время, чтобы осознать, что он сказал.

– Где? – переспросила она.

– У Джима, – сказал он, оправдываясь. – В доме у Джима Харриса. Что не так?

– Блю. – Она серьезно посмотрела на него. – Ты должен сказать мне правду. Прямо сейчас. Это очень важно. Где ты был весь вечер?

– В. Доме. Джима, – с расстановкой повторил он. – С Джимом. Почему ты волнуешься?

– И он был там? – снова спросила она.

– Да.

– Весь вечер?

– Да!

– Он зачем-нибудь выходил? Ты постоянно видел его? Он ни на минуту не уходил от тебя? – спрашивала и спрашивала она.

– Только когда в дверь звонил какой-нибудь ряженый. Да что такое?

– Я хочу, чтобы ты мне честно все рассказал. Во сколько ты пошел к нему?

– Не знаю. Практически сразу после того, как ушел. Мне было скучно. Никто не давал мне хороших конфет, говорили, что у меня ненастоящий костюм. А он увидел меня и сказал, что я невесело выгляжу, и пригласил поиграть с ним в плейстейшн. По-любому, мне с ним было интереснее.

То, что он говорил, никак не могло произойти, если вспомнить, что Джеймс Харрис сделал со Слик.

– Мне нужно, чтобы ты очень хорошо подумал. Подумай и скажи, в какое время точно ты пришел к нему в дом.

– Ну, где-то в половине восьмого. Да бог мой! Почему тебя это так волнует? Мы весь вечер резались в «Обитель зла».

Он лгал, он не понимал всей серьезности ситуации, он думал, что это просто еще одна разрисованная из баллончика собака. Патриция внимательно посмотрела ему в глаза и постаралась сделать свой голос участливым:

– Сынок. Это необычайно важно. Может быть, это самое важное из всего, о чем мы когда-нибудь говорили. Не лги.

– Да не лгу я! – закричал он. – Его спроси! Я был там. И он был там. Чего ради мне врать? И почему ты все время думаешь, что я вру? Господи!

– Я не думаю, что ты лжешь, – сказала Патриция, пытаясь справиться со своими нервами. – Просто мне кажется, что ты что-то перепутал.

– Я! Не! Перепутал!

Патриция чувствовала себя запутанной как рыболовная леска, и каждое ее слово только ухудшало ситуацию.

– Сегодня вечером произошло нечто очень серьезное. И в этом замешан Джеймс Харрис. И я ни на минуту не поверю, что он был все это время с тобой.

Блю тяжело вздохнул и направился к двери.

– Ты куда? – Патриция схватила его за запястье.

– Обратно к Джиму! – выкрикнул он и в ответ вцепился в ее руку. – Он хоть не орет на меня все время.

Он был сильнее, чем она, и она чувствовала, как его пальцы впиваются в ее кожу, оставляя синяки. Она заставила себя отпустить его в надежде, что он сделает то же самое.

– Мне нужно, чтобы ты сказал правду, – повторила она.

Он выпустил ее руку и уставился на мать с нескрываемым презрением.

– Что бы я ни сказал, ты все равно не поверишь. Тебя нужно снова отправить в больницу.

Все его тело излучало ненависть. Она сделала маленький шаг назад. Сын сделал шаг вперед, и она отпрянула. Он развернулся и бросился