– Спокойно, хоть он и похож на злобного вампира из фильма «Сумерки», клянусь, это Эрик! И он не кусает за шею.

Мой комментарий немного разряжает обстановку. Я читаю на лицах Флина и Симоны тревогу и прекрасно их понимаю – его глаза действительно пугают.

Флин, еще совсем ребенок, подходит к дяде, обнимает его и спрашивает:

– Они выздоровеют или останутся такими навсегда?

– Они выздоровеют, – уверяю я, желая переключить его внимание.

– Я на это надеюсь, – шепчет Эрик, обнимая племянника.

Я смотрю на него, но больше ничего не говорю. Знаю, что мой немец очень переживает по этому поводу, хоть и молчит. Достаточно увидеть, как он смотрит на себя в зеркало, чтобы все понять. Но мы с ним об этом не говорим. Не хочу усугублять ситуацию. Надеюсь лишь, что после лечения все вернется в норму.

Отец часто говорит, что все хорошее притягивает такое же хорошее.

Будем думать о хорошем!

Наблюдаю за Симоной, которая постоянно поглядывает на глаза Эрика.

Я ее понимаю.

Его глаза ужасают больше всего. Конечно же, и нога в гипсе привлекает внимание, но по-настоящему сильное впечатление производят именно залитые кровью глаза. Без капли белого. Красно-голубые. Необычная комбинация.

Когда вечером мы садимся ужинать, то просим Норберта и Симону присоединиться к нам за десертом. Нам нужно сообщить им приятную новость. Услышав о моей беременности, Флин выкрикивает:

– У меня будет кузен! Как круто!

Мы с Эриком переглядываемся, и я говорю:

– Ты для него станешь старшим братом, и тебе придется многому его научить.

Все смотрят на меня. Они удивлены моими словами, поэтому я с полной уверенностью поясняю:

– Флин – мой ребенок, и Медуза тоже им станет…

– Медуза?! – в один голос спрашивают Симона и Флин.

Норберт и Эрик улыбаются. Я поясняю, указывая на свой пока еще плоский живот:

– Я называю его Медузой – пока не узнаю, кто это будет, девочка или мальчик. – Все кивают, и я спрашиваю у Флина, который не сводит с меня глаз: – Хочешь быть его старшим братом, правда?

Он кивает и изумленно шепчет:

– Кру-у-у-у-у-то, мама.

Иногда Флин называет меня мамой, в другой раз – тетей, в третий – Джуд. Видимо, он еще не решил, кто я для него. Но для меня важно лишь то, что я важна для него.

Взволнованная всем этим, Симона берет Норберта за руку и восклицает:

– Какое счастье! Еще один малыш будет бегать по дому. Какая радость!

Я смотрю на них с нежностью. У этих милых людей нет детей. Несколько месяцев назад Симона призналась мне, что они долгие годы пытались завести ребенка, но судьба так и не подарила им этого счастья. Знаю, что эта новость особенно запала ей в сердце, и Медуза станет для нее родным внуком.

– Значит, мы не покупаем для меня мотоцикл, да? – спрашивает Флин.

Услышав это, я вздыхаю. Мотоцикл для Флина! Я совсем о нем забыла.

Эрик смотрит на меня, потом – на племянника и говорит:

– Сейчас Джуд не может тебя обучать. Ей нельзя ездить на мотоцикле из-за беременности. Но если ты хочешь, мы купим его на выходных, и учить тебя будет мой кузен Юрген.

Эрик прав. Сейчас я не могу и не должна. Но мне нравится его положительный настрой по отношению к мальчику. То, что он предлагает, кажется мне потрясающим решением, но реакция Флина удивляет:

– Нет. Я хочу, чтобы меня учила Джуд.

Ласково глядя на него, поясняю:

– Я не могу сейчас ни ездить на мотоцикле, ни бегать за тобой.

Мальчик пристально смотрит на меня и спрашивает:

– Но когда родится Медуза, ты же сможешь, правда?

Я киваю. Сразу видно: для него очень важно, чтобы его обучала именно я. Смотрю на улыбающегося Эрика и, чмокая мальчугана в макушку, решительно отвечаю:

– Значит, решено. Будем учиться ездить на мотоцикле, когда Медуза будет спать в люльке.

Вечером, оказавшись в своей комнате, мы с Эриком чувствуем полную обессиленность. Он осторожно присаживается на кровать и отставляет в сторону костыль.

Мой любимый счастлив быть дома и я, глядя на него, спрашиваю:

– Помочь тебе раздеться?

С радостной улыбкой мой парень кивает, и я начинаю.

Сначала расстегиваю рубашку, снимаю ее и ласкаю его плечи. Боже, как же он мне нравится. После этого заставляю его встать и, не задевая загипсованную ногу, снимаю с него черные трикотажные штаны. Увидев его выдающийся член, спускаю трусы и мурлычу:

– О да… Это именно то, что мне нужно.

Эрик смеется, и я добавляю:

– Я слишком давно не… и я хочу… хочу… хочу…

Опьяненная желанием, приближаю свои губы к его. Мы уже можем спокойно целоваться. Рана на его губах зажила, и я наконец– то могу наслаждаться поцелуями мужа и страстно его целовать. Возбужденная близостью мужчины, которого люблю до безумия, я осторожно сажусь к нему на колени и спрашиваю:

– Ничего, если я здесь присяду? – Он отрицательно машет головой, и я, нежась, шепчу: – Значит, я никуда не сдвинусь с этого места.

Эрик целует мои губы и, взявшись горячими руками за мои бедра, говорит:

– Теперь ты точно не сдвинешься с этого места.

Я расплываюсь в улыбке. Вот мошенник! Кусая его за губу, отвечаю:

– Я буду двигаться так, что твои крики услышат даже в Австралии.

– Как это соблазнительно, – мурлычет он.

Вне себя от счастья снова обнимать Эрика, смотрю на него и говорю:

– Я вдруг вспомнила, что обещала тебя наказать.

Эрик замирает, смотрит на меня с гримасой на лице, и я поясняю:

– Ты очень плохо себя вел. Ты засомневался во мне и…

– Знаю, любимая. Я никогда себе этого не прощу.

Я не улыбаюсь. Хочу, чтобы он поверил: я действительно буду его наказывать. Он продолжает:

– Джуд, прошу тебя, ты мне нужна… Накажи меня в другой день, но сегодня…

– Ты меня наказал, лишив себя на очень много дней. Ты вообще задумывался об этом, Эрик?

– Да… – И приблизившись к моим губам, он умоляет: – Джуд, пожалуйста… Слышать, как ты меня ругаешь, – для меня это словно музыка.

Он полностью мне сдался.

Я нужна ему так же, как и он мне. Отвечаю:

– Наказание должно быть соразмерным с твоим преступлением.

Он замер. Я знаю, что его это огорчает. Он смотрит на меня в ожидании моей следующей реплики. Не в силах больше мучить его, произношу: