Мне страшно, и я знаю, что Эрик тоже боится. Но никто из нас в этом не признается. Я – чтобы не волновать его, а он – чтобы не волновать меня.

В день операции меня всю колотит. Я настаиваю на том, чтобы поехать вместе с ним, и он не отказывается. Я нужна ему. Соня, его мать, тоже приезжает с нами. Когда приходит время расставаться, Эрик целует меня и шепчет:

– Не волнуйся, все будет хорошо.

Киваю и улыбаюсь. Хочу, чтобы он видел меня сильной. Но как только он исчезает, Соня заключает меня в свои объятия, и я делаю то, что так хорошо у меня получается в последнее время, – плачу!

Как мы все и ожидали, операция прошла успешно, и Марта настаивает, чтобы Эрик провел ночь в больнице. Тот отказывается, но когда я начинаю злиться, он сдается и даже соглашается на то, чтобы я составила ему компанию.

Этой ночью, когда мы лежим вдвоем, он в тишине произносит:

– Надеюсь, что наш ребенок не унаследует проблему с глазами, как у меня.

Я никогда об этом не думала, и мне грустно оттого, что Эрик уже принял это во внимание. Он, как всегда, все учитывает.

– Я уверена, что этого не случится, любимый. Не волнуйся теперь об этом.

– Джуд… Из-за моих глаз всегда будут проблемы.

– Я тоже всегда буду доставлять тебе проблемы. И я даже не говорю о тех проблемах, которые тебе устроит Медуза. У-у-у-у-у-ух! Так что приготовься, Циммерман.

Слышу его смех, и меня это подбадривает.

Горя желанием обнять его, встаю со своей постели и падаю рядом с ним.

– Милый, у тебя проблема со зрением, и с этим мы должны смириться. Я люблю тебя, ты любишь меня, и мы преодолеем эту проблему и все другие, которые у нас еще будут. Я хочу, чтобы ты сейчас об этом не переживал, договорились?

– Договорились, малышка.

Стараясь сменить тему, добавляю:

– Когда родится Медуза, даже не думай отлынивать от заботы о ней из-за своих чертовых глаз. Э нет, разумник, даже не мечтай! Я хочу, чтобы ты был у детской кроватки с дня рождения Медузы до того момента, когда она поступит в университет или станет хиппи и захочет жить в коммуне, понятно, чемпион?

Эрик улыбается, целует меня в макушку и отвечает:

– Понятно, чемпионка.

Два дня спустя его глаза приходят в норму и становятся прежними. Я радуюсь этому и тому, что на рождественские праздники к нам приезжает моя семья.

И все же, несмотря на радость, я дерьмово себя чувствую. Меня постоянно тошнит, я похудела так, как еще никогда в жизни. Одежда на мне висит, мне никогда не хочется есть, и я понимаю, что из-за этого Эрик постоянно тревожится. Вижу это по его взгляду. Его изводит, когда я бегаю в туалет. Он страшно мучается, поддерживая меня за лоб.

Мои гормоны неуправляемы, и я начинаю смеяться так же внезапно, как и плакать.

Я себя не узнаю.

21 декабря мы едем в аэропорт, чтобы встретить моих родных. Мое сердце наполняется счастьем и радостью оттого, что они проведут с нами рождественские праздники. Когда отец и сестра замечают меня, их лица говорят сами за себя. А племянница, чмокнув меня, спрашивает:

– Тетя, ты что, заболела?

– Нет, милая, а что?

– Потому что у тебя жуткий вид.

– Ее часто рвет, – поясняет Флин. – И нас это очень беспокоит.

– Ты хорошо за ней ухаживаешь? – спрашивает Лус.

– Да, мы все ухаживаем за мамой.

Племянница в изумлении смотрит на него и спрашивает:

– Тетя – твоя мама?

Он смотрит на меня, и я ему подмигиваю.

– Да, тетя Джуд – моя мама, – отвечает он.

– Как кру-у-у-у-то, – шепчет Лус, глядя на него.

Дети всегда так откровенны.

24 декабря мы все вместе празднуем сочельник. Мои родные счастливы. Они написали пожелания на листиках и развесили их на дереве. Эрик с улыбкой наблюдает за нами, а я в восторге оттого, что мы собрались все вместе.

Беременность меня изводит. Она не дает мне жить.

В моем теле ничто не задерживается, я не могу даже удержать в себе вкуснейший хамон, который привез отец. Я ем его с таким наслаждением, но совсем скоро прощаюсь с ним, как и со всем остальным. Зато когда мне становится лучше, я все равно набрасываюсь на хамон.

Ох и упертая же я!

Сестра, со своей тягой успокоить меня, уверяет, что тошнота исчезнет после третьего месяца.

– Я надеюсь, потому что Медуза…

– Булочка, не называй его так! Это ребеночек, и он может обидеться на то, что ты так его обзываешь.

Смотрю на нее и в итоге решаю промолчать. Так будет лучше.

Затем я смотрю на отца и Эрика, которые играют на Wii с Флином и Лус в теннис. Похоже, им весело!

– Ай, булочка, я до сих пор не могу поверить, что ты станешь мамой.

– Я тоже, – вздыхаю я.

Ракель начинает рассказывать о родах, растяжках, налитых ногах, пятнах на коже, и мне становится еще хуже. И это все будет со мной? Я слушаю ее, перевариваю информацию и, когда больше не выдерживаю, делаю то, что так здорово умеет делать она сама, – перевожу тему, спрашивая:

– Ладно, а ты ничего не собираешься мне рассказать о своей дикой интрижке?

Ракель улыбается и, приблизившись ко мне, шепчет:

– В тот вечер, когда я встречалась с Хуанином из магазина, когда я вернулась домой, он ждал меня в соседнем переулке.

– Да что ты говоришь!

Она кивает и продолжает:

– Булочка, он ревновал меня.

– Естественно.

– И мы повздорили. Правда, очень тихо, чтобы никто нас не услышал.

Я улыбаюсь и, увидев, как племянница кричит, словно безумная, выиграв в Wii, добавляю:

– Это естественно, что он ревновал, если ты ушла с другим. На его месте я бы предложила руку Богу, если после того, как он предложил тебе руку, ты отказала ему и пошла на свидание с другим.

Моя безумная сестра прыскает. Ее лицо светится таким счастьем. Я тоже смеюсь, и потом она, вдруг придвинувшись ко мне, шепчет:

– Я с ним переспала. Кстати, это так неудобно – на заднем сиденье автомобиля. Хорошо, что мы потом поехали на «Виллу Смугляночку».

Открыв рот от изумления, хочу что-то сказать, но сестра мечтательно произносит:

– Он такой галантный, такой мужественный, что я схожу с ума.

– Ты переспала с ним?

– Да.

– Серьезно?

– Ну да.

– Ты?!

Ракель смотрит на меня и, приказывая говорить потише, произносит: