– Пора, – озвучил я хриплым голосом то, что билось в моём сердце, и с сожалением набросил на себя пусть и безупречно чистую, но старую, рваную накидку пустынников.

Мы, как и задумывалось, пришли последними. Тихо, незамеченные почти никем, кроме семьи дяди Ди, мы подошли к площади. Дядя с тётей удивлённо оглядели наши накидки, но ничего не сказали. Рату было не до нас, он был весь там, впереди, где происходило что-то новое. А вот Дира подозрительно оглядела из-под чёлки, пристальное внимание уделяя прорехам в накидках, кивнула мне и молча отвернулась. Мы стали позади, укрываясь от взглядов с площади за их спинами. Ещё не время. Я так часто повторял себе это последние два года, что впору выбрать это своим девизом, при вступлении в какой-нибудь орден.

Я осторожно выглянул из-под локтя дяди Ди, хотя я уже изрядно подрос, и это становилось не столько трудно, сколько смешно. Но что уж тут поделать – привычка. Вид на площади не сильно отличался от прошлого года. За распахнутыми воротцами, на всё том же деревянном стуле сидел Воин, которого я с таким нетерпением ждал. Всё в том же традиционном одеянии из тонкой блестящей и гладкой ткани, с вышитым ярко-красным узором на рукавах и отворотах и серебряным гербом города на груди. Вот только кажется, что его тёмные волосы отливают красным немного сильнее, чем год назад. Это радует, значит, я не ошибся.

– Жители деревни, – Кардо махнул рукой.

– Приветствуют! – слитно ухнула толпа, и все мы склонились, прижимая руки к бёдрам.

– Орикол.

– Сегодня мы проводим большой смотр практикующих Возвышение!

– Уважаемый Воин, у меня есть радостная весть, – склонившись к Тортусу, Кардо перебил Орикола и тут же сам замолчал, когда Воин просто поднял ладонь.

– Помолчи, мне это неинтересно. Большой смотр должен идти своим чередом. Орикол.

А вот это здорово. Я ухмыльнулся. Надеюсь, Кардо уже начал действовать. Пусть время бежит, а смотр идёт неторопливо, заставляя всю семейку нервничать. Ведь их время ограничено и уже утекает песком сквозь пальцы.

– Дети, слушайте внимательно! – голос Орикола был слышен каждому. – Каждый, кто станет десятой звездой, будет объявлен чемпионом деревни, уедет отсюда в первый круг и заберёт с собой кровных родственников. Все, кому близится десять лет и кто желает ступить на дорогу Возвышения, ведущую в небеса, могут выйти на эту площадку и пройти первый свой экзамен. Я зафиксирую ваши результаты. Через год вы сможете похвастаться своими успехами. Каждый, кто на глазах уважаемого Воина возьмёт следующую звезду, получит подарок от нашего главы. Десять килограммов свежего билтонга!

Я понимаю, что порядок нужно соблюдать, но для чего он это говорит? В этом году никто не празднует десятый день рождения. Некому выходить к гирям. Дира в прошлом году выскочила раньше срока, так-то ей, по уму, только в этом нужно было начинать заниматься. Для кого этот клич? И тут произошло две вещи. Во-первых, Орикол бросил на меня взгляд, а во-вторых, дядя Ди обернулся и мотнул головой в сторону площадки. Это что? Они ждут, чтобы я вышел на экзамен-тройку? Смешные люди. Я показательно покрутил головой. Не пойду. Орикол пожал плечами и продолжил смотр. Тортус, казалось, по-прежнему смотрел поверх голов в небо над пустошью, но мне чудилось давление его взгляда на своих плечах.

Следующие звёзды заставили деревенского учителя изрядно оживиться и впиться глазами в его участников. Середнячки вроде Рата, который получил следующую звезду и десять килограмм пока не выполненных обещаний от пока ещё вождя, никого особо не удивили. Ни Орикола, ни жителей, ни тем более Воина. Но вот Дира, вышедшая вслед за братом и взявшая сразу пятую звезду и тоже получившая обещание выдать ей позже двадцать килограммов билтонга, приковала к себе внимание. Даже лёгкий гомон, стоявший над толпой, стих. Затем был Тукто, также прибавивший две звезды за этот год. У Орикола возбуждённо блестели глаза, и он то и дело принимался облизывать губы. Алкаш. Неужели он и в такой день приложился к вину?

От шайки блеснул только Ларг, получивший ещё одну звезду. Остальные замерли на месте. Затем снова, как и в прошлом году, привлекая внимание Воина, вышла Миргло и попыталась опять взять девятую звезду. Вновь не смогла. Неудивительно, с такими мускулами. Однако и упрямства ей не занимать. Котила жалко вдвойне. А если верить слухам, то и втройне.

– Теперь, глава, давай приступим к главному, – Тортус слегка, буквально на палец, повернул голову к Кардо. – Тебе есть что сказать?

– Уважаемый, у меня радостная новость, – Кардо снова склонился в поклоне. – Мой сын оказался не обделён вниманием неба, его благословением. Он поднялся к десятой звезде!

– Небеса милостивы к тем, кто рвётся к ним, – чуть кивнул Воин и огладил свою бородку. – Но как мне помнится, он не блистал талантом в прошлом. Орикол?

– Семёрка. Долгие годы после первого скачка, – Орикол не спускал глаз с Кардо, я даже отсюда видел, как сузились его глаза. А ведь не мог, слишком далеко происходило дело. Пусть они и не сдерживали голоса, но лица-то я не мог видеть в таких деталях. Однако видел. Я недоверчиво хмыкнул своим мыслям и вернулся к происходящему. – Прямо удивительно.

– Действительно, невероятно для нулевого, – Тортус дёрнул за кончик бороды. – Три звезды за год. Достижение, бросающее вызов небесам.

– Да, уважаемый, мой сын, моя гордость! Я сам был хорош в закалке, но девятая звезда стала для меня непосильным испытанием.

– Удивительно, – процедил Орикол.

– Довольно болтовни, – Воин повёл рукой. – Где он?

– Виргл!

Молодой вождь вышел на площадь. Сегодня на его лице не было обычной гадкой улыбочки, которую я ненавидел. Он был счастлив, широко и радостно улыбался, и она неожиданно красила его. Смягчила резкие черты лица, убрала те детали, которые делали его лицо уродливым. А может, дело было совсем не в этом. Наверное, я просто перестал его ненавидеть и придираться к нему. А он сейчас был счастлив. Гордо глядел на всех сверху вниз. Презрение сквозило из каждого движения его плотной фигуры с расправленными плечами. Руки он широко расставил и шёл, чуть переваливаясь с боку на бок и разворачивая вперёд то одно, то другое плечо. А я, действительно, освободился от ненависти. Пусть идёт, пусть плюёт на всех нас и оказывается мыслями уже на улицах первого пояса. Ведь я знаю, что сейчас падает песок последних песчинок его жизни.

Я знал, куда нужно смотреть, и видел, что мышцы Виргла чуть распухли, будто он уже третий час таскает тяжести на тренировке. Но нет, не стал бы он заниматься такой глупостью перед экзаменом. Его распирает чужая, заёмная сила. Та, что когда-то убила моего отца. Виргл подошёл к гире, поклонился Воину. Выпрямился. Глубоко вздохнул и наклонился к своему экзаменатору – камню с десятью звёздами на боках. Ухватился за вырубленные прихваты. Замер. На площади стояла тишина. Он рванул гирю вверх.

– Засчитано, – спокойно произнёс Орикол, и Виргл с явным облегчением бросил тяжесть, а площадь взметнулась гомоном шёпота и тихих восклицаний.