Корнуоллец скрыл улыбку поклоном. В конюшне он подумал только о том, как удачно, что Серпиана не слышала, как его отправили "посмотреть", что творится в Мессине. "Наверное, она стала бы волноваться, — тешил он себя честолюбивыми размышлениями. — Лучше, чтоб она не знала…"

— Ты забыл кинжал, — произнес за его спиной знакомый девичий голос. — Захвати с собой. Вдруг пригодится?

Он вздохнул и обернулся.

— Может ли что-то миновать твое бдительное ухо? Может ли случиться так, чтоб ты чего-то не узнала?

Серпиана улыбаясь протягивала ему кинжал.

— Змеи вообще прекрасно слышат.

— А мне, помнится, рассказывали, будто змеи лишены слуха как такового.

— Змеи бывают разные. — Она, приподнявшись на цыпочки, поцеловала его. — Береги себя, ладно?… Ладно?

— Конечно.

— Удачи. — И добавила еле слышно: — У тебя все получится.

Он не понял, к чему относилось сказанное, и решил, что обдумать все это можно позже.

Конь домчал его до стен Мессины так быстро, что у ворот еще не успела разгореться свара. В городе оставалось не менее двух сотен английских рыцарей и пехотинцев, какое-то количество лучников. Нетрудно догадаться, что если на улицах еще не начались бои, то драки-то точно идут полным ходом. Как правило, затворяя ворота, гарнизоны крепостей и жители города первым делом спешат избавиться от чужаков — мало ли что. У затворенных ворот молодой рыцарь осадил коня и прищурился — солнце слепило.

Сколько-то англичан оказалось вне Мессины, в виду ворот, наверное, стоило бы поинтересоваться, что они здесь делали, но корнуоллцу было не до того. Он запрокинул голову к башенке над воротами и заорал:

— Эй, что за черт? Открывай!

Кричал по-английски, потом, подумав, повторил то же самое по-французски (позориться со своим убогим итальянским он не стал). Дик не слишком-то рассчитывал, что перед ним распахнут ворота, но хотел посмотреть на реакцию. Сперва ответа не последовало никакого, а потом сверху на несколько голосов закричали что-то непонятное, но явно похожее на ругань. По камню зубцов застучало оружие, раздался скрежет металла. То, что молодой рыцарь понял отчетливо, — пускать его не хотят.

Он усмехнулся, подъехал ближе к воротам и стал колотить в них. Дерево, из которого сбили створки, укрепили полосами металла, по этим-то полосам молодой рыцарь колотил, и из-за кольчужной перчатки, натянутой на плотную кожаную рукавицу, звук получился очень гулкий. Один из англичан, переминающихся близ ворот в сомнении, обратился к корнуоллцу с вопросом. Он был уже немолод, простенький шлем скособочился, и лицо, изрезанное морщинами, выглядело жалким. С другой стороны, лук в его руках, должно быть, становился грозным оружием. В облике этого пожившего англичанина Дик узнал недавнего крестьянина, выкарабкивающегося из-под груды налогов и поборов с помощью браконьерства, Только этот промысел мог обеспечить его семье возможность есть хоть что-то два раза в день, и молодой Уэбо из Уолсмера его не осуждал. А браконьеры, как известно, отлично стреляют.

Сверху донесся отзвук итальянской фразы, в которой молодой рыцарь узнал все то же ругательство. Бойкий на сквернословие сицилиец перегнулся через край стены, грозя стоящим снизу дротиком. "Ругаться — грех, — подумал Дик. — А ты, наверное, и не каялся в этом…" Он повернулся к лучнику:

— Можешь снять со стены этого болвана?

Старик привычно оценил расстояние. Потянул с плеча чехол с луком.

— Не так это сложно.

На то, чтоб стянуть рога лука тетивой, у него ушла пара минут. Бывший браконьер не глядя расстегнул колчан и последовательностью плавных движений, длившихся в одно, отправил стрелу в полет. Вторая сверкнула в воздухе любовно полированным наконечником раньше, чем первая вгрызлась в цель. Сицилиец взмахнул руками и исчез.

— Я просил снять болвана со стены, — поморщился Дик.

— Но это было невозможно. Отдача…

— Так бы и сказал. А теперь он отдышится.

Лучник улыбнулся, и ко всему прочему оказалось, что в его рту не хватает многих зубов. Должно быть, иногда он все-таки попадался лесничим, но ему всегда удавалось отделаться обычными побоями.

— Не отдышится.

— Эй, вы! — заорал корнуоллец снова. — Открывайте! Или начальство позовите! Эй!

Спустя некоторое время Дик все-таки дождался ответа. Чей-то серебряный шлем выглянул из бойницы — слегка, чтоб не зацепило стрелой, хотя, как догадывался молодой рыцарь, стоящий рядом с ним лучник смог бы убить его первой же стрелой не хуже, чем неудачливого сквернослова.

— Чего тебе нужно? — спросил серебряный шлем по-французски.

— Открой ворота! — громко ответил королевский телохранитель.

— Постоишь и снаружи.

— Совсем сдурели? Нарываетесь на неприятности? Думаете, король не сможет взять Мессину? Если захочет, возьмет, и станет жарко, а вы его провоцируете.

— Твой король нос разобьет о стену!

— А ты думай, прежде чем говорить! — заорал Дик. — И позови, наконец, кого-нибудь познатнее. Я не нанимался с мелкой шавкой перелаиваться!

Последовала долгая пауза, которая завершилась неожиданно. Скрипнули петли, что-то загрохотало, и в воротах приоткрылась одна створка — калитка была не предусмотрена. Мрачный сицилиец кивнул корнуоллцу:

— Заезжай, — благо это слово молодой рыцарь понял.

Он бестрепетно тронул коня — тот мотал головой и не хотел заходить в город, откуда отчетливо потягивало страхом. Но все-таки пошел — твердая рука хозяина, умеющего настоять на своем, и заставляла его, и внушала какую-то уверенность. Другие англичане — у ворот их собралось больше двух десятков — тоже попытались пробраться в город, но створка ворот захлопнулась у них перед носом. Скрип этот прозвучал резко и угрожающе, но лицо Дика не дрогнуло ни единым мускулом, если он и боялся, то не собирался это демонстрировать. Молодой рыцарь оглядел столпившихся вокруг него итальянцев — треть составляют солдаты, остальные — ремесленники и босяки, испуганные за свои шкуры, за свое небольшое достояние, за каждую крупицу его.

— Ну, и где кто поглавнее?

Офицер в серебряном шлеме спустился по крутой лесенке с надвратной башни, откуда только-только кричал. Он держался получше, чем сброд, оказавшийся в его распоряжении, и за несколько мгновений, что глядел на него, бастард короля проникся к нему уважением. Он уже знал, что способен оценить человека с первого же взгляда — не то, хорош он или плох, а то, подходит ли он Дику как друг или приятель или нет.

У сицилийца были холодные глаза и жесткие черты лица, наполовину скрытого шлемом.

— Что тебе нужно?

Он говорил на французском очень хорошо, не хуже любого английского придворного, родившегося на туманных островах, а не на материке.

— Легко ответить. — Корнуоллец старался выглядеть веселым. — Что вы тут затеяли? Король желает узнать, что происходит.