– Я хочу, чтобы дело рассматривалось публично с привлечением прессы и СМИ.

– Учитывая такие серьезные обвинения и международный аспект, это в любом случае произойдет, – ответил Беренс, словно ни секунды в этом не сомневался.

На лице Майбах мелькнуло удовлетворение.

– Согласна.

– Итак, что вы хотите узнать от моей подзащитной? – спросил Беренс.

– Я уже несколько дней задаюсь вопросом, почему ее мать сама не обратилась в прессу, вместо того чтобы втягивать в это дело БКА. Она утверждала, что пыталась, но никто не заинтересовался этой историей. Однако, согласно нашим сведениям, за последние годы Магдалена Энгельман не связывалась ни с одной газетной редакцией, ни с радио- или телевизионной станцией.

– Это так. – Майбах кивнула. – Магдалена Энгельман обращалась в прессу тридцать лет назад. Уже тогда безрезультатно. А недавно я попыталась найти журналиста для этой истории. И угадайте, какая у него была реакция.

Снейдер вопросительно посмотрел на нее.

– Он заверил меня, что это абсолютно безнадежно, потому что ни одна газета не напечатает такое без убедительных доказательств, – ответила Майбах.

Это все объясняет, – подумала Сабина.

– Почему мертвые дети были возвращены на территорию урсулинского монастыря и закопаны в розарии? – спросил Снейдер.

Майбах удивленно подняла брови.

– Значит, вы их нашли?

Снейдер кивнул.

– И вы также выяснили, что происходило с младенцами до их смерти? – спросила она.

– Медицинские эксперименты? – предположил Снейдер.

Майбах кивнула, неожиданно ее глаза увлажнились.

– У настоятельницы монастыря – при всей ее нечеловеческой жесткости, одержимости и фанатизме – осталась капля приличия. Трупы младенцев не должны были выбрасываться в мусорный бак как мусор, а по крайней мере быть похоронены на святой земле. Поэтому ночью их возвращали в монастырь тем же способом, каким вывозили до этого.

– Кто привозил детей обратно? – спросила Сабина.

– Тот же, кто и забирал. Доктор Ульрих Хирш, до недавнего времени достопочтенный и уважаемый федеральный министр социальной защиты и здравоохранения.

– Если бы вы его не убили, мы бы могли допросить его по этому поводу, – вставила Сабина.

– Однако, попрошу… – Беренс, который все это время слушал с невероятным спокойствием и самообладанием, поднял руку. – Для таких обвинений у вас нет никаких доказательств.

Сабина хотела было возмутиться, но Снейдер положил ей руку на предплечье.

– Какое медико-техническое предприятие стоит за этим? Что они делали с младенцами? Кто последние две жертвы?

Майбах не ответила, и Беренс правильно расценил это молчание.

– Моя подзащитная рассказала уже очень много. Теперь ваша очередь! Прежде чем с нашей стороны последуют новые признания, нам нужны ваши письменные гарантии.

– Это займет время. – Снейдер на мгновение убрал руки под стол, словно сжимая их в жесте отчаяния.

– Хорошо, мы подождем, – ответил Беренс. – А пока я хотел бы поговорить с подзащитной с глазу на глаз.

Снейдер кивнул.

– Хорошо, я приложу все усилия. – Он поднялся, примирительно похлопал Беренса по плечу – и, как заметила Сабина, приклеил ему на пиджак жучок.

Пять минут спустя Беренс разговаривал со своей подзащитной на том же этаже в переговорной, в которой до этого Сабина и Снейдер общались по телефону с антропологом.

Между тем было уже полдесятого вечера. Сабина, Снейдер, Марк и Кржистоф ждали в коридоре – каждый со стаканчиком кофе в руке, окруженные венскими коллегами, которые возбужденно переговаривались.

Снейдер поднял руку, чтобы стало тише, и сунул себе в ухо наушник. Сабина достала свой из кармана и сделала то же самое.

– Вы что, прослушиваете их разговор? – прошипел майор австрийского БКА, который до этого лишь следил за допросом.

– Помолчите! – выдавил Снейдер, нахмурив брови.

– Вы с ума сошли? – напустился на Снейдера мужчина приглушенным голосом и схватил его за плечо. – Во-первых, у вас здесь нет никаких полномочий – мы и так пошли вам навстречу и позволили начать допрос, а во-вторых, это будет дорого вам стоить! Это военный адвокат!

Снейдер с чуть брезгливым выражением медленно убрал руку майора со своего плеча.

– В незащищенных общественных помещениях небольшой шпионаж не возбраняется, и каждый адвокат знает, что в зоне слышимости можно подслушивать. Так в чем же дело?

– Все равно вы не можете этого делать!

– Вы еще увидите, я могу делать совсем другие вещи! – парировал Снейдер. – У нас есть два раза по двадцать четыре часа, чтобы спасти две человеческие жизни, и для этого хорошо любое средство. А теперь помолчите наконец, если сейчас все провалится, мы рискуем новыми убийствами с сопутствующими потерями. Хотите взять на себя ответственность за них?

Мужчина надул щеки и с шумом выпустил воздух, но больше ничего не сказал.

Теперь Сабина зажала другое ухо и прислушалась к разговору в переговорной.

«…и поэтому на вашем месте я бы согласился на сделку Снейдера, – сказал Беренс. – Вторая такая возможность…»

– …появится у вас еще не скоро, лейтенант Майбах. – Беренс посмотрел на наручные часы. Затем требовательно взглянул на свою подзащитную.

Майбах потерла покрасневшие от наручников запястья.

– Мне вовсе не важно получить как можно меньший срок. Я убила несколько человек, но этого не отрицаю и должна буду ответить за свои действия перед судом. Убийство всегда плохо, мне это ясно, но если бы вы знали, какие преступления они много лет совершали, используя государственные деньги.

– Я это уже понял, – пробормотал Беренс.

– Мне важно, чтобы вся история получила огласку. Любой ценой, даже если я заплачу за это своим будущим.

– Так и будет.

– Знаю, но я говорю не только о вершине айсберга, я хочу, чтобы добрались до всех, кто в этом замешан! Сверху до самого низа!

– Это я уже понял, – ответил Беренс. – Но почему таким способом?

– Полиция должна почувствовать давление и быть вынуждена провести расследование. Иначе бóльшая часть будет замята. Принимая в расчет министра Хирша, думаю, у вас уже сложилось первое впечатление, что заказчики и главные фигуры того времени сегодня могущественные и влиятельные люди.

– Вы знаете, что я служил в армии. Между нами… – Беренс сделал паузу. – Почему вы сразу не убили всех закулисных деятелей и покровителей, вместо того чтобы на протяжении семи дней принуждать БКА к этому расследованию?

Майбах кивнула, словно это был решающий вопрос.