— Нет, — коротко отозвалась я. — Вы, конечно, научили меня вести себя как положено, но в душе я все еще не чувствую себя Сарой Лейси, богатой молодой леди. Я все еще…

Тут я оборвала себя. Я готова была произнести: «отважная наездница Меридон», но мне не хотелось, чтобы эти слова звучали здесь, чтобы леди Кларенс знала, как убога была моя жизнь, пока я не обрела свой дом.

— Иногда в душе я тоже чувствую себя той маленькой девочкой, которая не любила умываться по утрам, но зато охотно играла с крестьянскими детьми в поле, — холодно улыбнувшись, сказала леди Кларенс. — Втайне каждый из нас совсем иной, Сара, и ничего необычного здесь нет. Чтобы стать одной из самых элегантных женщин Лондона, мне пришлось долго учиться. Вам тоже это предстоит, но вы обязательно научитесь. Вы же хотите этого, правда?

— Да, — ответила я.

И это было правдой. Я хотела оставить прежнюю жизнь и прежнюю любовь далеко позади. Даже сами воспоминания причиняли моему сердцу неимоверную боль.

— Значит, вы должны пить чай в гостиной, а Уилл Тайк — на кухне, — подытожила она. — И я настоятельно советую вам предложить ему пиво. Мы должны быть внимательны к слугам. После прогулки верхом в такой жаркий день пиво будет ему очень кстати.

— Хорошо, леди Кларенс, — послушно согласилась я и вышла из гостиной, открыв, как полагается, дверь правой рукой и закрыв ее левой.

Уилл сидел на самом солнцепеке, терпеливо ожидая меня. Кея он держал под уздцы, и они оба обрадованно повернули ко мне головы.

— Вы уверены, что уже готовы? — улыбаясь, поинтересовался он.

— Да, — ответила я. — Меня немного задержали по дороге сюда. Прошу прощения, что опоздала.

— Ничего, я не тороплюсь. Вам помочь? — спросил он.

В этом не было нужды, я все еще могла одним прыжком оказаться в седле, как делала прежде.

— Он несколько застоялся, мисс Сара, — предупредил меня один из конюхов, вышедший из конюшни.

— Мисс Лейси с ним справится, — со спокойной уверенностью ответил Уилл.

И мы поскакали по дороге, ведущей в Вайдекр.

— Куда сегодня, Сара? Давайте отправимся на верхние пастбища, вы не были там уже несколько дней, а скоро начнется стрижка овец.

— О, давайте! — воскликнула я с радостью. — Я очень хочу на это посмотреть. Это тяжелая работа?

— Обычно мы нанимаем сезонных стригальщиков или же дополнительно людей из Мидхерста, — объяснил мне Уилл. — Это позволяет нам уложиться за неделю. Шерсть мы всегда отправляли в Лондон на продажу, но в этом году мы заключили контракт с несколькими прядильнями в Хемпшире и продадим шерсть им. После окончания стрижки, как правило, устраивается вечеринка для стригальщиков и пастухов с их семьями.

Я молча кивнула. Солнце так великолепно светило на старую дорогу, поблизости журчала река, в вершинах деревьев распевали птицы, и воздух пах так тепло и сладко, совсем по-летнему.

— О, — восторженно простонала я. — Как бы я хотела совсем никогда не уходить в комнаты, даже спать на воздухе.

— Да, — вполголоса отозвался он. — Мне это знакомо. Мы с вами не рождены для жизни взаперти. Мне кажется, я сошел бы с ума, если бы мне пришлось провести целый день в гостиной, как это делаете вы.

— Я там работаю, — защищаясь, сказала я, — над тем, что мне необходимо знать.

— Очень хорошо, — согласно кивнул Уилл. — Если вы уверены, что вам это действительно пригодится.

— Уверена, — твердо произнесла я.

Уилл ничего не ответил, и мы продолжали скакать молча. Но молчание это было легким и дружелюбным. Наездником он был превосходным. Его лошадь не могла бы поспорить с Кеем ни в скорости, ни в выносливости, но дай мы его гнедому двадцать ярдов форы, нам пришлось бы изрядно приналечь, чтобы догнать их.

Уилл не был слишком разговорчивым собеседником, но никогда не оставлял меня без объяснений, по каким бы местам мы ни проезжали. И если нам приходилось встретиться на дороге с кем-либо, он не забывал представить мне этого человека или напомнить, где я его видела прежде. Наблюдая за ним, я знала, что Уилла любят здесь и, несмотря на молодость, уважают. Более пожилые прислушивались к его суждениям и считались с его мнением. Молодые разговаривали с ним приветливо и весело. Полагаю, что они поддразнивали его относительно наших совместных прогулок, но при мне они держались скромно. Молодые женщины разглядывали самым внимательным образом каждую деталь моего туалета. Меня это не слишком смущало. Я могла спокойно стоять в центре арены, куда летели цветы и монетки, так что теперь едва ли стала бы смущаться того, что полдюжины деревенских девушек не сводят глаз с золотого шнура на моем жакете. Часто я перехватывала особо теплые взгляды, которые они бросали на Уилла.

Однажды мы встретили двух молоденьких девушек, которые, поздоровавшись со мной, обратили на него смеющиеся глаза.

— Вы пользуетесь успехом, — сухо заметила я.

— Помните этих девушек? — спросил он. — Это дочки Смита. Они живут напротив кузницы. Их отца все здесь называют Малыш.

— Да, помню, — ответила я. — Кстати, почему его так называют? Не такой уж он маленький.

— По-настоящему его зовут Генри, — улыбнулся Уилл. — Его мать умерла при родах, а сам он был такой маленький и хилый, что никто не думал, что он выживет, и ему не потрудились дать имя. Но потом, когда ваша матушка приняла на себя заботу о деревне, ее дядя Джон взял мальчика на попечение и он вырос сильным и крепким. Он выжил, но прозвище осталось.

Даже в именах людей ощущалась власть, которую владельцы земли имели над теми, кто работал на ней. Многие из женщин лет двадцати или чуть старше носили имя Джулия, в честь моей мамы, в деревне было несколько Ричардов и Джонов. Но в те далекие годы, когда моя семья пыталась своей алчностью погубить деревню, детей называли либо именами старших братьев и сестер, либо давали им прозвища. Никому не было известно, сумеют ли они выжить. И на кладбище было много маленьких холмиков, возле которых стояли столбики с пустыми дощечками: у людей или не имелось денег на то, чтобы вырезать прощальные слова, или в отчаянии они не находили этих слов.

— Сейчас в Экре умирает очень мало детей, — заметил Уилл, точно прочитав мои мысли. — Конечно, бывает, они болеют или происходят несчастные случаи. Но на вашей земле, Сара, никто не умирает от голода. Имение управляется так, что каждый имеет свою долю в общем богатстве, и этого достаточно, чтобы хорошо питаться.

Мы повернули лошадей на узкую тропинку, ведущую к вершине холма, я уже хорошо знала этот путь.

— Здесь многое должно измениться, — ровным голосом сказала я. — И когда я достигну совершеннолетия, я приложу к этому все силы.

Уилл улыбнулся мне и, придерживая свою лошадь, пропустил меня вперед.

— Может быть, вы сами сначала изменитесь? — предположил он с улыбкой. — Понимаете, жить на земле, где люди хорошо питаются и хорошо работают, гораздо приятнее, чем получать лишнюю толику денег. Земля должна приносить доход, Сара, но не за счет людей, которые на ней работают.