– После того, как тебе станет лучше.

– Мне не станет лучше, отец, – чуть слышно сказалОлбан.

– Глупости! – возразил Бренд, но в его словах небыло уверенности.

– Осталось мало времени, отец, – сказал Олбан,слабо покашливая. – Пожалуйста, выслушай меня.

– Хорошо, Олбан. – Хранитель трона райвеновнаклонился, чтобы лучше слышать слова сына.

– Там, в Райве, после появления Белгариона япочувствовал себя униженным, поскольку тебя сместили с должности. Я не могвынести этого, отец. – Олбан опять закашлялся, и кровавая пена появилась унего на губах.

– Тебе следовало бы лучше знать меня, Олбан, –нежно сказал Бренд.

– Теперь я знаю, – вздохнул Олбан. – Но тогдая был молод и высокомерен, а Белгарион – никто, выскочка из Сендарии – оказалсяна твоем месте.

– Начнем с того, что это не мое место, Олбан, –сказал Бренд. – Оно принадлежит ему. Белгарион – райвенский король. Это неимеет ничего общего с положением или должностью. Это долг, этот долг его, а немой.

– Я ненавидел его, – прошептал Олбан. – Яначал повсюду следовать за ним.

Куда бы он ни пошел, я был его тенью.

– Для чего? – спросил Бренд.

– Сначала я этого не знал. Но однажды он вышел изтронного зала в мантии и короне. Он казался таким напыщенным, таким важным,будто он действительно король, а не простой мальчишка с сендарийской кухни.Тогда я понял, что мне надо делать. Я вытащил кинжал и швырнул ему в спину.

Лицо Бренда внезапно застыло.

– После этого я долгое время пытался избегатьего, – продолжал Олбан. – Я знал, что поступил не правильно, знал ужетогда, когда кинжал выскользнул из моих пальцев. Я думал, что, если будудержаться в стороне от него, он никогда не узнает, что это именно я решился наэто. Но Белгарион способен узнать то, что не может узнать ни один человек.Однажды он разыскал меня и вернул кинжал, который я в него швырнул. И сказал,чтобы я никогда никому не говорил, что я натворил. Он сделал это ради тебя,отец, – чтобы скрыть от тебя мое бесчестье.

Бренд поднялся, лицо его было суровым и неумолимым.

– Пошли, – сказал он трем другим своимсыновьям. – Нам нужно сражаться, мы не можем тратить время напредателей. – И повернулся спиной к умирающему сыну.

– Я пытался служить ему верой и правдой, отец, –молил Олбан. – Я посвятил свою жизнь защите королевы. Разве это ничего незначит?

Бренд продолжал стоять, отвернувшись.

– Белгарион простил меня, отец. Неужели ты не можешьнайти в своем сердце чувств, чтобы тоже простить меня?

– Нет! – резко ответил Бренд. – Не могу!

– Пожалуйста, отец, – молил Олбан. – Неужелиу тебя не найдется для меня хотя бы одной слезинки?

– Ни одной, – сказал Бренд, но Ариана видела, чтоэто ложь. Угрюмые, с серой поволокой глаза этого человека были полны слез, нолицо его оставалось подобным граниту. Не говоря больше ни слова, Бренд вышел изпалатки.

Каждый из трех братьев Олбана молча пожал ему руку, и ониушли вслед за отцом.

Некоторое время Олбан тихо плакал, но затем все возраставшаяслабость и лекарство, которое дала ему Ариана, отвлекли его от горестныхмыслей. Он пролежал немного в забытьи, но потом вдруг приподнялся и кивкомподозвал мимбратскую девушку. Она наклонилась к нему, поддерживая его за плечиодной рукой, и ей удалось услышать его последние слова.

– Пожалуйста, – прошептал Олбан. –Пожалуйста, расскажите ее величеству то, что я сказал отцу, и скажите ей, какглубоко я раскаиваюсь. – Голова его упала на грудь, и он умер.

У Арианы не было времени на сочувствие, потому что как раз вэтот момент трое сендаров внесли в палатку полковника Брендига. Его левая рукависела как плеть.

– Мы сносили мост, который вел к городу, – сообщилодин из сендаров. – Там была опора, которая не поддавалась, и полковникспустился сам, чтобы срубить ее. Когда она наконец переломилась, бревна мостарухнули на него.

Ариана с мрачным видом обследовала раздробленную рукуБрендига.

– Боюсь, возможности для излечения нет, милорд, –сказала она. – Руку придется отрезать, иначе она омертвеет и унесет ссобой вашу жизнь.

Брендиг грустно кивнул.

– Именно этого я и ожидал, – ответил он. –Тогда, полагаю, приступим.

***

– Глядите! – закричал король Родар, указывая внизпо реке. – Зеленый дым!

Это сигнал. Теперь мы можем начать отступление.

Генерал Вэрана, однако, смотрел на берега реки вверх потечению.

– Боюсь, что уже слишком поздно, вашевеличество, – спокойно сказал он. – Колонна маллорийцев и недраковтолько что вышла на берег реки к западу от нас.

Весьма вероятно, что мы отрезаны.

Известие о смерти Тор Эргаса будто тяжелый стон прокатилосьпо армии мергов. Люди боялись Тор Эргаса, но его неукротимый нрав внушалсолдатам чувство непобедимости. У них было ощущение, будто ничто не можетпреградить ему путь и будто они, как инструмент его жесточайшей воли, вкакой-то мере также неуязвимы. Но с его смертью каждый мерг со страхом вдругпонял, что и он может умереть и что атака на армии Запада, находящиеся на южномберегу, захлебнулась.

Король Чо-Хэг с каким-то мрачным удовлетворением наблюдал,как убывала решимость мергов, а затем поскакал к рядам пехоты и гарцевавшиммимбратским рыцарям, чтобы посовещаться с другими военачальниками. КорольФулрах выехал верхом из рядов своих сендаров. Этот коренастый крепыш скаштановой бородкой выглядел почти комично в начищенных до блеска латах, однакона мече были видны зарубки. Клинок побывал в сече, а шлем был помят внескольких местах – явное свидетельство, что король Сендарии принимал участие вбитве.

– Сигнала Энхега еще не было? – нетерпеливоспросил Фулрах, приблизившись.

Чо-Хэг покачал головой.

– Теперь, однако, он может дать его с минуты наминуту, – сказал он. – А нам нужно пока разработать кое-какие планы.Видел ты Кородаллина?

– Им занимаются врачи, – ответил Фулрах.

– Он что, ранен? – Чо-Хэг был поражен.