– Идём на запад вдоль крепостной стены, пока не упрёмся в Алатырь-гору.

– В Алатырь-гору? – переспросил царевич, закусив уголок губы. – Я видел гору, однажды. Что там, на горе?

– На вершине горы струится жар и кипит расплавленный камень-алатырь, – ответил богатырь, и от его слов Немилу саму бросило в жар, но потом отпустило, а Добрыня успокоительно добавил: – Нам туда не нужно, ибо источник живой воды расположен на полпути к вершине, на прекрасном зелёном склоне, под большим вековым дубом, листья которого – чистый изумруд.

И двинулись они к горе, держась стены по левую сторону, по правую оставляя подлесок и спокойную прозрачную речку. Ни еды, ни питья Добрыне и Ивану не требовалось, да и не было в округе никаких признаков еды – ни яблочка, ни ягодки, да и мелких сошек, которых можно было прибить и зажарить, поначалу тоже не встречалось. (И на чём ты собралась их жарить? – мысленно посмеялась Немила). Ей, впрочем, еда тоже пока что не требовалась – после сытного стола в царском тереме. Лишь попить она желала, хоть один глоточек…

А вода с края обрыва виделась такой изумительно прозрачной, что в ней можно было разглядеть каменистое дно.

Не только камни покоились на том дне, но и предметы блестящие, в коих Немила при внимальном рассмотрении разглядела мечи, шлемы и доспехи. Тут ей и пить сразу расхотелось.

Скоро перед глазами путников выросла гора. Немила, увидев ту во второй раз, мнения своего о горе не изменила: не нравилась та ей, и всё тут.

К тому же, в прошлый раз она глядела на гору издалека и с возвышенности, а снизу и вблизи та производила куда более внушительное и отталкивающее впечатление.

Она поделилась мыслями с Иванушкой, но тот к пущему разочарованию совсем не поддержал её.

– Ты не ведаешь, что говоришь, глупая моя крестьяночка! – рассмеялся царевич, и глаза его масляно блестели, как у одурманенного. – Посмотри, сколько всяких тварей карабкаются по склонам горы Алатыревой! Наверняка, они знают нечто, чего не знаем мы! Нет уж, Добрыня, ты как хочешь, а я обязательно доберусь до вершины! Чуете, хоть дорога наша и пошла под уклон, а каждый шаг даётся легче предыдущего!

Добрыня промолчал, Немила же не могла согласиться с тем, что она-де глупая, потому как считала, что это не она, а Иван мелет какие-то вопиющие глупости.

– Иванушка, сбавь шаг, – ласково попросила она. – Тебе, может, и легко идти, но я тебя слабее, и не поспеваю.

Иван нехотя замедлил шаг. На его лице и на лице богатыря было написано умиротворение, и только лишь Немила чувствовала себя так, будто попала на незнакомый праздник, где все были слишком заняты весельем и не замечали новую гостью.

Единственная вещь, которой она порадовалась – это трава, которая спускалась по склонам Алатырь-горы, переливаясь всеми оттенками малахитового камня, от чёрного до голубовато-зелёного, и на ощупь была такой же гладкой, тёплой, точно нагретые о женскую шею нитки бус.

Если приглядеться, то вся гора походила на шею – на безголовую, обрубленную острым топориком. Впечатление усиливали красные потёки на коричневых краях «раны», и это зрелище пугало Немилу более всего, что ей доселе приходилось видеть.

К счастью, до вершины горы было ещё очень далеко, а дорога пока что шла пологая, и можно было смотреть прямо перед собой, любоваться малахитовой зеленцой, где иногда встречались прожилки коричневого, чёрного, голубого, серого, жёлтого и других цветов. То были животные, которые шли с нашей троицей ещё с самого Денница-града: медведи, волки, лисы, змеи, ящерицы, и куры, и козы, и даже коровы. Все они карабкались по склонам горы, не мешая друг другу и не замечая. Скоро Немила начала оглядываться назад, дабы взором оценить пейзажи, что остались под ними.

И увидела она, слева – крепостные стены, ровно там, где должны быть, а справа и прямо – равнину, покрытую редколесьем и кустарником.

За равниной же, за равниной…

Краснела, оранжевела и желтела широкая полоса, и конца-края было почти не различить у той полосы, а облака вдали редели и расступались, и там, вдали, зачиналась бескрайняя синева. Она шла прямо и вверх, и терялась в вышине, приобретая насыщенный тёмный оттенок. От такого голова кружилась похуже, чем от взгляда на вершину горы.

Немила посмотрела себе под ноги, развернулась и принялась догонять спутников, не замечая, с какой невероятной лёгкостью от её каблуков уворачивается мелкое зверьё. Честное слово, она не причинила вред ни одному из них, а если бы и хотела, то у неё ничего бы не вышло.

Догнала она спутников, а те, казалось, и не заметили её отсутствия, и висело между ними, как и прежде, единомышленное молчание, которое Немила решила нарушить.

– Добрынюшка, – позвала она. – Поведай, прошу тебя, откуда и куда всё это зверьё так торопится?

– А чего рассказывать? Зверьё это, да не совсем зверьё, все они когда-то были людьми, да слишком задержались в тридесятом. Теперь вот, спешат использовать последний шанс, пока совсем не стали тварями бессловесными.

Царевич издал ликующий клич.

– Ты чего, Иванушка? – хихикнула Немила.

– Ничего, Немилушка! Дай ручку белую, будем рядом держаться, – ответил царевич веселым голосом, сам взял Немилу за руку, и пошли они дальше рядышком. А Немила так обрадовалась, что больше ни о чём не спрашивала и по сторонам почти не глядела. Однако ж, ноги её как прежде не хотели идти вперёд, не хотели взбираться на гору, они слабели, и только вера в лучший исход оставалась с ней, давая сил на каждый шажочек и ощущаясь теплом в ладошке.

Добрыня, будучи предводителем их маленькой компании, старался держаться чуть поодаль и впереди,вплоть до тех пор, пока от широкой тропы, что продолжала вести круто вверх, не отделилась боковая узкая, почти не хоженая и заросшая тропка.

Он остановился прямо на развилке, указал на тропку:

– Нам сюда, недолго топать осталось до источника, – и посторонился, чтобы пропустить Немилу и Ивана перед собой.

Тропка уходила влево, опоясывая склон, а поверх неё нависали скалы весьма угрожающего вида.

Несмотря на это, тропка внушала Немиле несоизмеримо большее доверие нежели та, что шла прямо и вверх.

Продолжая держаться за царевича, она начала заворачивать, как вдруг почувствовала резкий рывок в руке и пустоту.

– Иванушка? – она обернулась, подалась к возлюбленному другу, но тот отшатнулся от неё, как от чужой, и взбежал на несколько шагов выше.

– Куда же ты? Нам не туда, а сюда…

– Иди одна, Немила! – непривычно твёрдым голосом ответил царевич. – Я только… гляну на вершину и вернусь.

Добрыня был силен, но далеко не так резв, как мелкий и проворный Иван. Он дёрнулся к царевичу, но тот с проворностью кролика перескочил с камня на камень, и ещё раз с камня на камень, забираясь выше и выше.

Немила было двинулась вслед за Иваном и Добрыней, но последний, и сам вылитый валун, медленно обернулся и снова показал на тропку.