Чуть больше чем за четыре недели жизнь терапевтов значительно изменилась. Я не помню пациента, которого я последний раз принимал лично. Это было почти три недели назад. Свой рабочий день я провожу, разговаривая с пациентами по телефону и иногда консультируя их по видеосвязи. Я работаю из дома. В данный момент двери нашей клиники закрыты для всех, кроме людей, обращающихся к медсестрам ради регулярного введения антипсихотических препаратов, перевязки ран или срочных анализов крови (их безопаснее делать в маленькой клинике, чем в крупной больнице). Принимая каждое медицинское решение, я усиленно взвешиваю риски и выгоды. Риск — это вероятность пациента подхватить или распространить коронавирус. Выгода — это вероятность того, что здоровье пациента улучшится и он не попадет в больницу, а также не добавит нагрузки отделению неотложной помощи.

Для меня функции терапевта во время кризиса предельно понятны.

• Распознавать потенциальные клинически нестабильные случаи коронавируса и направлять таких пациентов к специализированным командам врачей.

• Поддерживать клинически стабильных пациентов с COVID-19, которые лечатся дома.

• Следить за здоровьем пациентов, несмотря на ограниченный доступ к медицинским процедурам.

• По возможности лечить острые и хронические заболевания амбулаторно.

• Предотвращать перегруженность отделений неотложной помощи, делая все вышеперечисленное.

• Помогать местному населению советами и оказывать ему поддержку.

• Исполнять распоряжение нашего правительства: «Оставайтесь дома. Берегите Национальную службу здравоохранения. Спасайте жизни».

Что касается последнего пункта, временами мне приходится говорить людям, что они безрассудно игнорируют столь важное распоряжение, подвергая жизнь других людей опасности, потому что им кажется, что правила на них не распространяются. Британцев более 66 миллионов, и если так думает хотя бы один процент, то это уже проблема. В таком случае коронавирус продолжит с легкостью распространяться.

Сейчас из-за семейных обстоятельств и моего состояния здоровья мой вклад в борьбу с коронавирусом ограничивается телефонными консультациями. Однако бесчисленное количество терапевтов работает в разных медицинских учреждениях и очно лечит пациентов с COVID-19 (подтвержденным или подозреваемым). По всей стране были построены специализированные коронавирусные больницы, куда привозят пациентов с подозрением на COVID-19. Любой терапевт может направить туда пациента, у которого он дистанционно (по телефону или видеосвязи) заподозрил коронавирус. Более того, состояние пациента может ухудшаться, и это ухудшение означает, что ему требуется личная консультация. В этих клиниках трудятся врачи, медсестры и другой медицинский персонал, которые, как мы надеемся, обладают достаточной квалификацией, чтобы провести физический осмотр, измерить жизненные показатели (включая содержание кислорода в крови, частоту дыхания и температуру) и при необходимости взять кровь на анализ у потенциально заразного пациента. Они делают все это, сознательно рискуя своим здоровьем. Дело не только в том, что это их работа, но и в том, что им не все равно. Разумеется, в таких клиниках есть лимит помощи, которую можно оказать. Пациентов в критическом состоянии доставляют в больницы, где их часто помещают в отделение реанимации и интенсивной терапии.

Я сознательно стараюсь не сделать этот эпилог слишком «американским», избегая чрезмерных душевных излияний и восхищения, но роль терапевта нуждается в контексте во времена кризиса. Мы, терапевты, — лишь винтик в колесе Национальной службы здравоохранения. Винтик, чьи задачи я уже перечислил. Однако в ней огромное количество других винтиков (в конце концов, Национальная служба здравоохранения занимает пятое место среди крупнейших работодателей в мире). Несчетное количество медсестер, парамедиков, социальных работников, специалистов по паллиативной помощи и других сотрудников обеспечивают работу медицинской системы от начала до конца. В больницах рок-звездами являются, конечно, невероятные и вдохновляющие реаниматологи, которые дают шанс на выживание больным COVID-19 в самом тяжелом состоянии. Специалисты отделения неотложной помощи работают как с потенциальными коронавирусными больными, так и с пациентами, которые обращаются к ним по поводу рутинных проблем со здоровьем, хотя в сегодняшних условиях таких людей стало меньше. Между этими двумя отделениями трудятся многочисленные больничные бригады. Есть онкологи, задача которых — обеспечить оптимальное лечение рака даже в тяжелые времена. Чтобы все в больнице функционировало должным образом, есть ассистенты, санитары, разносчики пищи, технический персонал, администраторы, работники регистратуры, охранники и менеджеры. Тысячи работников сферы здравоохранения, которые уже вышли на пенсию, сейчас возвращаются на передовую. Нельзя забывать и о волонтерской программе, созданной Национальной службой здравоохранения 24 марта 2020 года, в которой уже приняли участие сотни тысяч людей, готовых пожертвовать своим временем. Это не может не тронуть за живое даже самое каменное из сердец. Я уверен, что кого-то не назвал, но вы меня поняли: в системе есть множество винтиков, объединенных целью спасать жизни. Добавлю, что такой взгляд на вещи объединяет их не только во времена кризиса. Мы должны гордиться Национальной службой здравоохранения. Это наше национальное достояние.

В условиях кризиса я должен быть особенно осторожен с принятием решений. В основном это связано с тем, что, принимая их, я основываюсь исключительно на рассказанном пациентом и на своих расспросах. Позади остались дни (пока, по крайней мере), когда я мог лично осмотреть пациента и измерить его жизненные показатели. Теперь я сижу за кухонным столом с гарнитурой от Apple iPhone в ушах и таращусь в свой рабочий ноутбук (при этом Уильям часто пытается карабкаться по моей ноге). Я стараюсь получить как можно больше информации от пациентов, поскольку, как я уже сказал, у меня теперь нет возможности осмотреть их лично. Я не могу просто направить всех в отделение неотложной помощи или коронавирусные больницы. Мне приходится идти на большой риск (и, соответственно, брать на себя немалую ответственность), чтобы предотвратить чрезмерную нагрузку на эти учреждения. Подозреваю, что для большинства терапевтов такой уровень риска был совсем не привычным до кризиса. Опять же, сейчас особое время, и наша задача отчасти заключается в том, чтобы идти на риск и защищать Национальную службу здравоохранения.

Приведем в качестве примера сегодняшний утренний прием, который я вел по телефону. Многие мои пациенты подозревали у себя коронавирус. Такие консультации делятся на две четкие части. Первая часть — это определение вероятности наличия у пациента коронавируса. Благодаря общепринятым черно-белым критериям это довольно просто: температура выше 37,8 градуса и/или сильный кашель. Больные коронавирусом могут не иметь симптомов или иметь желудочно-кишечные проблемы (диарея, например), миалгию (боль в мышцах) или першение в горле (это не все возможные симптомы). Все может указывать на коронавирус, даже если вы его у себя не подозреваете. Это объясняет, почему мы должны оставаться дома. Это необходимо, чтобы остановить распространение вируса и спасти жизни.