Я посмотрела на свои руки, сжимавшие рукоятку лопаты. Мозолистые, покрытые шрамами. Под ногтями чернела набившаяся земля. Я усмехнулась, представив, как испугаются слуги, когда увидят разноцветные пятна краски на моей одежде.

– Даже если ты целый час будешь отскребать свои руки, на следующий день все повторится, – послышался голос Несты.

Я обернулась. Неста сидела под ее любимым деревом.

– Чтобы не портить ногти, нужно копать землю в перчатках. Тогда пачкаться будут они, а не руки.

На ней было простое светло-синее муслиновое платье, золотисто-каштановые волосы закрывали плечи. Красотой и властностью Неста могла бы соперничать с женщинами фэйской знати. Не хватало лишь заостренных ушей.

– А может, я хочу, чтобы у меня под ногтями оставалась кайма. И мне плевать, как к этому отнесутся гости отца. Я не собираюсь под них подлаживаться.

Я хотела еще немного покопать, но меня настиг новый вопрос Несты, холодный и резкий:

– Тогда почему ты прохлаждаешься здесь?

Я со всей силой вогнала лопату в землю, подняв изрядный ее кусок вместе с дерном.

– Потому что это мой дом.

– Нет, это не твой дом, – спокойно возразила мне Неста.

Я снова вонзила лопату в землю.

– По-моему, твой дом где-то очень далеко отсюда.

Я замерла. Потом, оставив лопату торчать в земле, повернулась к Несте:

– Дом тетушки Риппелии…

– Никакой тетушки Риппелии нет и не было.

Неста полезла в карман и что-то бросила мне. Я нагнулась, подняв с земли обломок дерева. На его поверхности красовался цветочный узор. Я узнала цветки наперстянки, нарисованные совсем не тем оттенком синего, какой требовался.

У меня сбилось дыхание. Значит, все это время, все эти месяцы…

– Уловка твоего зверя на меня не подействовала, – сказала Неста, и в каждом ее слове ощущался металл. – Я убедилась: достаточно железной воли, чтобы все эти магические покровы оказались бесполезными. И тогда я стала наблюдать, как отец с Элайной перешли от истерических слез к… даже не знаю, как назвать их состояние. Мне приходилось выслушивать бредни насчет того, как тебе повезло, что невесть откуда взялась троюродная сестра отца и позвала тебя к себе. Разбитую дверь они объясняли порывом свирепого зимнего ветра. Иногда мне казалось, что я схожу с ума. Тогда я вынимала этот обломок, смотрела на твое художество, на следы когтей и понимала: мой рассудок в полном порядке.

Я ни разу не слышала о том, чтобы магический покров не подействовал на людей. Но разум Несты целиком подчинялся своим законам. Стены, возведенные ею, были крепче железа, стали и рябинового дерева. Даже магия верховного правителя не смогла проникнуть сквозь них.

– Элайна говорила… ты отправилась меня навестить. Вернее, попыталась это сделать.

Неста усмехнулась. Ее лицо было предельно серьезным и полным давно сдерживаемого гнева, с которым она так и не научилась справляться.

– Он силой утащил тебя неведомо куда, ссылаясь на какое-то дурацкое Соглашение. А затем вдруг события повернулись так, словно этого никогда и не было. Но я же знала, что было. Не мои же ногти оставили отметины на столе.

Я молча смотрела на старшую сестру. Мои руки болтались как плети.

– Ты отправилась меня искать, – прошептала я. – Ты отправилась за мной… в Притианию.

– Я добралась лишь до Стены. Найти проход мне не удалось.

Дрожащей рукой я отерла пот со лба:

– Ты два дня странствовала по зимнему лесу и потом два дня возвращалась обратно?

Неста смотрела на кусок деревяшки с моей росписью. В ответ на вопрос она лишь пожала плечами:

– Я была не одна. Через неделю после твоего, так сказать, отъезда к тетушке, я разыскала ту самую наемницу, отдала ей деньги за проданные шкуры и попросила пойти со мной. Она единственная, кто поверил в то, как все было на самом деле.

– Ты сделала это ради меня?

Наши глаза встретились. Мы с Нестой унаследовали материнский цвет глаз.

– Мне не понравилось, как он обошелся с тобой.

Тамлин ошибся, сказав, что никто из моих близких не отважится меня искать. Насчет отца я согласна: ему бы этого не позволила увечная нога, да и особой смелостью он не отличался. В лучшем случае он бы кого-то нанял. А вот Неста отправилась с наемницей, заплатив той последние деньги. Моя холодная, надменная сестра, от которой я никогда доброго слова не слышала… рискнула пойти в неведомую Притианию, чтобы вызволить меня.

– А что Тимас Мандрэ? – осторожно спросила я.

– Я убедилась, что его бесполезно даже спрашивать. Ему своя шкура дороже. Какая там Притиания!

Для гневного, непреклонного сердца Несты этого было достаточно, чтобы подвести черту под их отношениями.

Я смотрела на старшую сестру. Правильнее сказать, всматривалась в лицо женщины, не выносящей льстецов и лизоблюдов, вившихся вокруг нее. Неста всегда сторонилась леса, однако не испугалась диких зверей… Мне вдруг открылась ее истинная суть. Смерть нашей матери и последующее разорение отца причинили ей боль, но она облекла ее в ледяную ярость и язвительную горечь, ее гнев был спасительной веревкой, а внешняя жестокость позволяла не потерять рассудок. Напрасно я считала ее бессердечной. В душе Неста проявляла и заботу, и любовь. Возможно, она умела любить крепче и преданнее, чем я думала.

– Тимас все равно тебя не заслуживал, – тихо сказала я.

Неста не улыбнулась, но ее серо-голубые глаза вспыхнули.

– Расскажи мне обо всем, что было с тобой.

Она не просила. Приказывала.

И я рассказала ей все.

Когда я окончила рассказ, Неста долго смотрела на меня, а потом вдруг объявила, что хочет научиться рисовать.

* * *

Неста оказалась смышленой ученицей, и я с удовольствием занималась с нею. По крайней мере, у нас появился предлог, позволявший не участвовать в приготовлениях к торжеству. А обстановка в доме становилась все суетливее и хаотичнее. Мне было несложно показать Несте, как натягивать холст, но убедить ее выплескивать туда все, что скопилось в ее душе, что годами лежало на сердце и будоражило разум… На это требовалось время. И куда только подевалась надменность моей старшей сестры! Неста старательно и точно повторяла все, что я ей показывала.

Мы выбрали дальнюю и тихую комнату особняка и уединились в ней, а когда, несколько часов спустя, вышли оттуда, перепачканные красками и рисовальным углем, приготовления к балу почти завершились. Снаружи подъезд к дому украшали фонарики с разноцветными стеклами. Внутри все лестницы и коридоры, по которым предстояло идти гостям, увивали гирлянды цветов. Цветы были повсюду. Я не жаждала этого торжества, но любовалась красотой убранства. Элайна сама выбирала цветы и указывала слугами, где и как их разместить.