И куда только девались сгорбленные плечи и глаза, подернутые старческой пеленой! Отец постоянно улыбался, громко смеялся и возился с Элайной, как с маленькой. Ей это очень нравилось. Поведение Несты не изменилось. Она лишь наблюдала за отцом и сестрой, отвечая на вопросы Элайны одним-двумя словами.

Рука Элайны, обтянутая изящной перчаткой, указала на клумбу, где росли пурпурно-белые цветы.

– Это тюльпаны, – с гордостью сказала сестра. – Их луковицы привезли нам прямо с континента, с тюльпановых полей. Отец обещал на следующий год свозить меня туда. По его словам, это надо видеть. Представляешь, поля тянутся на целые лиги, а на них – сплошные тюльпаны.

Пальчики Элайны коснулись темной, удобренной земли. Она своими руками вырастила уголок сада под окнами отцовского кабинета, сама выбирала цветы и кустарники, сама их сажала, подрезала, поливала и пропалывала. Слугам запретили притрагиваться к ее сокровищам.

Правда, Элайна позволяла им подносить тяжелые ведра с водой и наполнять ее красивую серебряную лейку. Видела бы она роскошные сады вокруг дома Тамлина. Цветы Двора весны не знали увядания. Я представила, как удивилась бы Элайна. Может, даже заплакала бы от зависти.

– Тебе обязательно нужно поехать со мной, – продолжала щебетать сестра. – Неста отказывается. Говорит, что морские путешествия слишком рискованны, но мы с тобой… Мы с тобой славно проведем время. Ты согласна?

Элайна весело улыбалась. На ней была большая широкополая шляпа и простое платье, которое она надевала для работы в саду. Моя сестра искренне наслаждалась жизнью. Помнила ли она наше голодное прошлое? Вряд ли.

– Я бы не прочь отправиться на континент, – сказала я.

Я не лукавила, не подыгрывала Элайне. В раннем детстве я как-то не задумывалась о путешествиях, а потом стало не до них. Но в мире наверняка хватало интересных мест, которые стоило посмотреть.

– Только удачное ли время ты выбрала для путешествия? Ты же сама говорила: весна – пора светских развлечений, которые нельзя пропускать.

И говорила не далее как вчера вечером, за ужином. Элайна сожалела, что чудесная пора уже прошла, и теперь нужно ждать до следующей весны. А сколько было балов, званых обедов, спектаклей. И конечно же, целое море сплетен, слухов, пересудов. Элайна с увлечением трещала, даже не замечая, что я с трудом заталкиваю в себя еду. Казалось бы, то же мясо, хлеб и овощи. И тем не менее… По сравнению с тем, что я ела в Притиании, здешняя пища напоминала золу.

– Честно говоря, меня удивляет, что возле дверей не толпятся твои ухажеры и не стоят в очереди в отцовский кабинет – просить твоей руки.

Элайна покраснела. Желая скрыть смущение, она наклонилась и поддела лопаткой кустик сорной травы.

– Ничего. Эта весна – не последняя. Неста, конечно, тебе ничего не расскажет, но нынешней весной все было как-то… странно.

– В каком смысле?

Элайна пожала худенькими плечиками:

– Гости, которых мы приглашали, вели себя так, словно эти восемь лет мы болели или жили где-то далеко. А ведь отсюда до нашей деревни – рукой подать. Можно подумать, мы выдумали ту, бедную, жизнь. Никто о ней и слова не сказал.

– А ты считаешь, что должны были?

Элайна хоть и старше меня, но до сих пор не понимала: если кто-то вернул и даже приумножил прежнее богатство, ему не станут напоминать о бедности.

– А знаешь, я иногда даже… тоскую по тем временам, хотя мы страдали и от голода, и от холода, – вдруг призналась Элайна. – Дом настолько большой, что в нем можно потеряться. Отец вечно занят, а Неста…

Наша старшая сестра стояла возле искривленной, узловатой шелковицы и смотрела вдаль. Все окрестные земли принадлежали нашей семье. Вчера за ужином она не сказала мне и двух слов. Сегодня во время завтрака вообще молчала. Мы даже не заметили, когда она вышла из дома. Интересно, слышала ли она наш разговор?

– Неста ведет себя непонятно, – продолжала Элайна. – Ее приглашают в гости – она отклоняет все приглашения. Когда гости бывают у нас, посидит за столом минут десять и уходит к себе. Я пыталась с нею говорить – на все у нее один ответ: «Я же не мешаю тебе развлекаться». А мои друзья из-за нее лишний раз приезжать к нам не хотят. Говорят, она смотрит на них так, что мороз по коже пробирает…

Элайна вздохнула:

– Может, хоть ты ее урезонишь.

Я хотела напомнить сестре, что мы с Нестой никогда не были близки и просто терпели друг друга. Но дальнейшие слова Элайны заставили меня насторожиться.

– Кстати, она ездила тебя проведать.

– Что?

Меня прошиб озноб.

– Да. Ее не было почти неделю. Потом вернулась. Сказала, что на полпути у нее сломалась карета и проще было повернуть назад… Конечно, откуда тебе знать? Ты же не получала наших писем.

Я снова взглянула на Несту, та замерла под шелковицей. Ветер теребил подол ее платья. Неужели она пыталась добраться до меня? Защитная магия Тамлина ей этого не позволила.

– Что ты так смотришь на меня? – спросила я, поймав на себе пристальный взгляд Элайны.

– Ты выглядишь… по-другому. И речь твоя изменилась.

Сестра была права. Я и сама не поверила своим глазам, когда вчера вечером остановилась возле коридорного зеркала. Мое лицо осталось прежним, однако меня окружало… едва заметное свечение. Конечно же, это следствие нескольких месяцев, проведенных в Притиании, на меня попала частица тамошней магии. Я со страхом думала, что однажды она исчезнет навсегда.

– Может, в доме тетушки Риппелии с тобой что-то произошло? – допытывалась Элайна. – Может ты… кого-то там встретила?

Я пожала плечами и без всякой лопатки выдернула торчащий сорняк.

– Не кого-то, а что-то. Вкусную еду и отдых.

* * *

Потянулись дни моей жизни в мире людей. Тень внутри меня не исчезала. Кроме нарядов и богатств, в одном сундуке оказались холсты, кисти и краски, но я не могла себя заставить взяться за живопись. Почти все время я проводила с Элайной в ее садике, мне нравилось слушать ее неумолчные рассказы про каждый цветок и кустик. Элайна собиралась устроить рядом с теплицей второй сад, а может, и огород, если за оставшиеся теплые месяцы она научится выращивать овощи. Она наслаждалась жизнью, и ее радость заражала. Все слуги и садовники улыбались ей, даже угрюмый главный повар находил предлог, чтобы принести ей то еще теплое печенье, то пирог с замысловатой начинкой. Я удивлялась Элайне. Годы бедности не озлобили ее, не сделали характер тяжелее. Наверное, часть ее души впала в спячку, а теперь пробудилась. Щедрость и доброта Элайны не были наигранными. Я только сейчас поняла, как она поддерживала отца все те восемь лет. Я гордилась такой сестрой.

Отец закончил подсчитывать мое «наследство». По его словам, я теперь была чрезвычайно богатой женщиной и завидной невестой. Часть этого богатства я вложила в его дело. Когда отец спросил, что я намереваюсь делать с остальной, большей частью, я лишь пожала плечами. Меня сейчас занимали совсем другие мысли.