Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В тот день шрам на бедре беспокоил больше обычного. Вероятно, дело было в высокой влажности из-за снегопада, но временами боль становилась просто невыносимой; еще ни разу Альваро не хромал так сильно, как в это утро.
Он боялся разговаривать с Бланкой слишком вольно – муж наверняка подслушивал за дверью – поэтому они лишь обменивались взглядами, а временами он с силой сжимал ее руку.
Казалось, Бланка его понимает. Она не выпускала его руки, несмотря на то, что сил у нее почти не оставалось.
Первым родился мальчик, такой же светленький, как и его мать. Худенький, с продолговатым личиком. Доктор Урбина очистил ему ротик от слизи и передал Бланке.
Она улыбалась, держа на руках крошечное тельце. Ей хотелось спать, закрыть глаза и отдохнуть, согреваясь теплом последнего подарка, оставленного ей Альваро: их первого ребенка.
– Нельзя расслабляться, надо тужиться, донья Бланка. – Альваро, который изо всех сил старался быть всего лишь доктором Урбиной, выдернул ее из ее мечтаний и вернул к действительности. – У вас еще один малыш.
Фелиса завернула Игнасио Ортиса де Сарате в пеленку, и они продолжили работу. Через двадцать минут родился Тасио, точная копия первого малыша.
Альваро зажал и перерезал пуповину.
Обоих близнецов уложили по обе стороны от Бланки. Фелиса и доктор обменялись взглядами: оба вздохнули с облегчением. Младенцы заплакали. Их мощный голос, отличный мышечный тонус и сердцебиение тянули на высшую оценку в сто баллов. Они получили «восемь» по шкале Апгар: доктор Урбина быстро все рассчитал, учитывая, что дети родились до срока.
Услышав детский плач, Хавьер принялся ломиться в дверь.
– Всё в порядке? Немедленно покажите мне детей! – кричал он.
– Дон Хавьер, мы должны подготовить вашу супругу. Мы сами откроем вам дверь и пригласим войти, – крикнула Фелиса, не отходя от роженицы.
– Займись детьми, Фелиса, а я дождусь плаценты, – сказал доктор Урбина, вновь начиная нервничать.
Что-то шло не так, он это чувствовал.
Ему и раньше случалось принимать близнецов, но этот случай был из ряда вон выходящий: у Бланки продолжались схватки.
– Не может быть, – пробормотал он, сообразив наконец, что происходит. – Фелиса, подойдите-ка сюда: кажется, у нас есть еще и третий младенец.
– Третий? Как такое возможно? – тихо проговорила она. Ни за что на свете ей не хотелось, чтобы хозяин дома занервничал, услышав новость.
– Похоже, во время беременности братья заглушали его сердцебиение – они были ближе к поверхности. Кажется, этот ребенок тоже в головном предлежании; если нам повезет, обойдемся без кесарева сечения, – проговорил доктор. Его беспокоило состояние матери; она потеряла много крови, и он не хотел рисковать, оперируя вне операционной.
Альваро подошел к Бланке и, убедившись в том, что она его слышит, тихо сказал:
– Бланка, у тебя будет тройня. Ты должна еще немного потужиться, третий ребенок уже почти вышел. Осталось немного. Скоро все кончится, обещаю тебе.
Он в последний раз осторожно прикоснулся губами к ее лбу. Фелиса делала вид, что ничего не замечает.
Третий мальчик, которого никто не ожидал и даже не придумал ему имя, родился через несколько минут.
Альваро потянул его за головку, осмотрел новорожденного – и на мгновение побледнел, забыв, что он врач, что он в особняке потомка рабовладельцев и что разъяренный муж колотит кулаками в дверь, требуя, чтобы немедленно пустили внутрь.
Урбино взял на руки ребенка, все еще привязанного пуповиной к матери, и показал Бланке, не в силах ничего произнести.
Этот малыш ни капли не походил на обоих братьев.
Бланка и Альваро в ужасе замерли, не зная, что делать. У ребенка была густая рыжая шевелюра, в точности такая, как у доктора Урбины. А Хавьер Ортис де Сарате грозился тем временем выломать дверь.
Я знаю, это один из самых сложных этапов героя: темная ночь души, самое трудное решение. #не ошибись, #Кракен.
8 августа, понедельник
Я был в скверном расположении духа. Продумав все выходные над тем, как быть с братом Эстибалис, решил действовать так, как указывает профессиональная этика, пусть даже лично мне это будет непросто. Даже если я потеряю Эсти.
Мне не хотелось проводить выходные в Витории, и я уединился в Вильяверде, убежав от шумной и фантасмагорической атмосферы, в которой чувствовал себя марсианином. Убежав от неловкости, которая не давала мне спокойно общаться с друзьями из общей тусовки. Убежав от бессонницы во время выходных, завершающих шумную праздничную неделю.
К счастью, жара отступила, температура в воскресенье упала чуть ли не до пятнадцати градусов, и все вздохнули с облегчением.
Герман и Мартина приехали к дедушке на обед под предлогом того, что хотели передать мне угощение с праздника Белой Богородицы – невероятно вкусный десерт с клубничным муссом, сливками и поджаренным безе, который я ел каждый год. Я молча поблагодарил их за эту поддержку, обещавшую хоть немного помочь мне воспрянуть духом, а Мартина рассказывала, что после химиотерапии ее наконец выписали, и ей не нужно было посещать врача в ближайшие шесть месяцев.
– Может, вам поехать куда-нибудь в августе, отпраздновать это дело? – предложил я. – Поезжайте туда, где действительно прохладно и очередная волна жары, от которой плавятся тротуары, вас не настигнет.
На самом деле мне хотелось, чтобы они оказались подальше от ежедневного ужаса, угнездившегося в Витории, подальше от праздников, от постоянной угрозы, висевшей над всеми нами, пока преступник не будет пойман.
– Возможно, мы так и сделаем, Унаи, – кивнул Герман, оценив идею. – А может, тебе тоже с нами поехать?
«Я не могу, – подумал я. – И ты отлично это знаешь».
– Неплохая мысль, – соврал я. – Можем вернуться к ней после праздников.
Я понимал, что в понедельник рано утром мне не следовало выходить на пробежку. Что улицы будут принадлежать не мне, а пьяницам и запоздалым любителям свободного секса. Но превыше прочих соображений не выносил мысли, что мы с Альбой будем разделены, не выносил холодности, к которой нас обязывала ее должность, когда она общалась со мной у себя в кабинете.
Надев легкую толстовку с капюшоном, я выбежал из подъезда на площадь. Было все еще темно и прохладно. Я бежал, готовясь к встрече зари во всех смыслах этого слова[47].
Побегал по пешеходным улицам, обогнул Средневековый квартал, стараясь держаться подальше от мест, где днем играл оркестр, и устремился по бульвару Флорида, оставив справа от себя парк, чьи толстые стволы и густые кусты защищали от нескромных взглядов лежащие на земле пары, которые познакомились полчала назад и стремились подарить друг другу настоящую любовь.