я их всегда слышу, правда, Болен говорит реже. Наверное, это связано с тем, что он специалист по воде.

Шагали, для поддержания скорости песни орали, оказалось, что очень здорово орать хором, не петь, а именно орать — громко, размахивая руками, распугивая белок, которые в изобилии покачивались на каждой ели, смотрели, чего бы у нас еще стащить. Пятахин выломал себе из суковины костыль и иногда забегал вперед и дирижировал им. Вообще-то песня помогала, если честно, хотя ноги у меня не очень уже топали, подраспухли, и пятки ломило, но я держался, старался не подавать виду, неудобно перед иностранцами падать. Трупаноиды, наверное, больше всего мы были похожи на них, сбежали из итальянского трэша в наши трудные веси и теперь брели, мрачные и бестолковые.

Один Капанидзе выглядел бодро и не устало, приплясывал и припрыгивал; несмотря на то, что у него было поцарапано плечо и забинтована рука, лесной человек и пел звонче и задорнее всех, хотя слов и не знал, кажется.

А после песни Пятахин стал рассказывать про наши сегодняшние приключения, про муравьев, про чернику, про разрыв и про медведя, и про обязательный ночной понос, который случится после черники, и просил ни в коем случае не занимать сегодня ночью нужник, и про то, что он, Пятахин, предлагает остаться в Ефимовом Ключе еще на неделю, найти ту самую черничную поляну, наварить варенья и морса, к тому же после сдвигов в коре земной наверняка откроются новые ручьи…

— А дымом пахнет, — сказал вдруг Гаджиев.

Мы остановились и стали нюхать. Дымом пахло, это да, у Гаджиева генетическая память на такие штуки, запах дыма, ржание конницы, ему стоило доверять в таких вопросах.

— Кажется, пожар, — кашлянул Капанидзе.

— С чего вдруг пожар? — спросил Жмуркин.

Я вдохнул-выдохнул и тоже уловил. Гарь. На самом деле гарь. И приличная, даже горло задрало немного.

— У нас каждый год по три штуки случается, — пояснил Капанидзе. — Тут кругом торфяники, они самовозгораются летом. Но этот как-то уж очень близко.

— Если пожар не сильный, то можно самим потушить, — предложила вдруг Снежана. — Я была в инструктивном лагере, видела как.

— А я был в деструктивном, — вставил Пятахин. — Там тоже многому учили, кто хочет, могу показать…

— Низовой пожар можно загасить лопатами. — Снежана поглядела на нас.

— Лучше вызвать пожарных, — возразила Иустинья. — Тем летом пол-области, кстати, выгорело, настоящие пожарные не могли справиться, куда уж нам…

— Кажется, там, — указал пальцем Капанидзе. — Там горит.

— Там ведь деревня, да? — спросила Рокотова.

Мы все поглядели на Капанидзе.

— В прошлом году успели самолет пожарный вызвать… — растерянно сказал он. — Но тогда еще кабель не срезали, связь оставалась. Сейчас пожарных не вызвать и…

Капанидзе замолчал.

— Деревня сгорит, — закончил Пятахин.

— Деревня сгорит? — спросила у меня Александра.

А что я ей мог ответить?

— Лопаты захватим в деревне, — задумчиво сказал Жмуркин. — И вообще… Пожары надо тушить.

Первым побежал Герасимов. За ним, взвизгнув, Жохова. И Листвянко, и Болен, и Александра, и все рванули, Пятахин отбросил костыль и тоже побежал. И мы опять бежали. Сил никаких не осталось, в желудке бултыхался смородиновый чай, а мы все бежали, через лес. А потом через деревню, распугивая гусей, курей, уток и коз, по пути вооружились лопатами и граблями, и снова в лес, тут он был выше и суше, видимо, южная сторона.

И пахло тут дымом гораздо сильнее, он уже стелился по-над мхом, и было слышно, как вдалеке потрескивает.

— Туда! — указал Жмуркин указующей лопатой. — Вперед!

Я почувствовал радость. Настоящую радость, душевный подъем, вдохновенье, которое случается после счастливых солнечных снов. Усталость растаяла, ноги перестали болеть, спина распрямилась, все стало просто и понятно — вот огонь, вот лопата, вот друзья, мы вместе, и нас не удержать.

— Вон там! — крикнула Жохова. — Я вижу!

И мы тоже увидели — из-за сосен выглядывали огненные змейки и валил дым.

— Низовой, — определила Снежана. — Может, и успеем. Надо для начала канавку откопать противопожарную. Вон от той сосны — к этой. Давайте скорее. Глубина в пол-лопаты, ширина в две. Каждый берет по десять метров — вперед!

И Снежана показала пример — перехватила поудобнее лопату и принялась копать.

Мы растянулись в цепочку и принялись копать. Это оказалось не так просто — верхний слой дерна снимался легко, но под ним обнаруживались достаточно плотные и твердые корни, перерубались они плохо, каждый приходилось перебивать отдельным ударом, отбрасывать в сторону и только после этого срезать песок. Но дело двигалось — противопожарная полоса расширялась.

Огонь перебегал быстро, стаей рыжих лис, от дерева к дереву, шустро, так шустро, что даже страшно немного становилось. А я копал. Втыкал лопату в дерн, давил на плечо, отбрасывал. Давил — отбрасывал, давил — отбрасывал, ладони горели, в горле першило, и глаза слезились, но ничего. Ничего.

Копали. Все, кроме Капанидзе, ему не хватило лопаты, и он боролся с приближающимся костром оригинальным способом — зачерпывал песок горстями и швырял в огонь. Кстати, довольно метко швырял, с эффектом. От нашего труда, впрочем, тоже эффект имелся — минут через двадцать огонь дополз до прокопанной канавы и замер оранжевыми лоскутами по краю. Снежана улыбнулась. Вообще, оказалось, что канавка довольно действенная штука — огонь остановился. Получилось. Действительно, получилось, не зря в Снежане имелись эмчеэсовские корни.

— Все! — хлопнул в ладоши Пятахин. — Теперь нам надо всем поступать в академию МЧС! Теперь за нас Снежана замолвит слово, правда, Снежан?!

— За тебя, Пятак, обязательно…

И тут дунул ветер.

Как будто ниоткуда, выскочил, как из-под земли, и в две секунды вдохнул в пламя новую силу.

— Назад! — крикнул Жмуркин.

Мы отпрыгнули назад, огонь загудел и перешагнул через препятствие.

Снежана выругалась. Так громко и так непристойно, что удивился даже я.

Все еще можно было исправить — на новом месте пламя разгоралось медленно — затоптать можно, но ветер…

Загорелось хило, но сразу в сотне мест, мы кинулись тушить — бесполезно, ветер раздувал пламя, и сделать было ничего нельзя, и Снежана велела отходить, но мы еще некоторое время упорствовали, стараясь затоптать разгоравшиеся костры, до тех пор пока у Жоховой не запылали штаны.

Жохова растерялась, она остановилась и с испугом смотрела, как огонь поднимается по джинсам, до колена, выше…

Ап!

На Жохову наскочил Жмуркин, повалил и принялся хлопать по джинсам ладонями и валять Жохову по мху, и Жохова погасла. А дальше…

Дальше мы проиграли сражение. Как-то разом, вдруг. Очаги возгорания стали объединяться, острова сливались в архипелаги, а те в континенты, не успели всхлопнуть ушами, как вокруг был только