«Но выходить из себя тоже не надо, как и хоронить заживо, – подумал о себе Гноевых, косясь в сторону Решетилова. – Иначе из седла быстро вышибут. Хорошо этому. На холостяцкую ногу живет. Ни жарко ни холодно человеку…»

Но тому оказалось как раз жарко. Быстро понял, что у шефа фирма идет ко дну. Решетилов и раньше, бывало, хватал на лету информацию. И сейчас быстро понял. Так что делать хорошую мину при плохой игре вовсе не собирался – дело надо решать.

– А давай его кокнем, старого пенька, – вдруг предложил он. – Он же в НКВД раньше служил. О нем же никто не заплачет… А? Как ты думаешь по этому поводу?

Проговорил и сквозь землю не провалился. Видать, устал в узде ходить, на маневры захотел.

Борису сидеть бы да помалкивать, но он вдруг ответил согласием, слушая отзвук словно бы чужих слов в кабинете. Казалось, Решетилов видел его насквозь. Вероятно, о многом догадывался юридический выкидыш, но не мог пока что облечь в словесную форму. Некоторые, например, ресторан Мандалай открывают. Средства Коробаева продают: Постин, Моросин, Суматон. А этого тянет туда, где знойнее. Где деньги просто так лежат – только руку протяни и возьми себе, сколько унесешь.

– Он наверно укололся – слишком быстро говорит, – сказал Гноевых, стараясь вызвать в памяти образ старого подполковника. – Вбил себе в голову! Прописант долбанный…

– Вот и я про то же самое… Не может он отказываться от договора. Он же читал бумагу, когда подписывал… Сейчас у меня переходный период, так что я весь твой, Боря.

Умолк на секунду, потом ни к селу ни к городу спросил, есть ли еще варианты. Ведь сам же знает, что нет, так для чего спрашивать, душу выворачивать…

Звонок в дверь заставил старого гэбиста вздрогнуть, несмотря на то что перед этим позвонили по телефону и предупредили, что придут решать вопрос «по существу дела». Распространяться о «существе» не стали, лишь осторожно спросили, нет ли у деда в квартире посторонних. Подполковник напрягся, торопливо вспоминая моменты – все ли предусмотрел. Так ли все гладко на самом деле, как в начале ему казалось. Не так это просто в действительности – из договора выскочить. Обоснований почти никаких. Не станут те выходить за просто так. Скажут – возвращай бабки, пенек осиновый. А у него денег тоже в обрез. Остается лишь надеяться на то, как было первоначально задумано. Остается полагать, что все так и будет, как он вначале наметил.

Подполковник встал, оглядел стол, просторный зал. Над сводчатым проемом, ведущим в другую комнату, все еще покачивались тонкие стекляшки разноцветных бус, висящих на крепких нитях. Дождался, пока те перестанут качаться, и двинулся открывать дверь. Присмотрелся для начала сквозь дверной глазок и констатировал факт: за порогом стояли двое. Один походил на кандидата медицинских наук Гноевых.

– Входите, пожалуйста, – проговорил подполковник, распахивая настежь дверь. – Прямиком в зал – можете не разуваться. Ковров не держим, а паркет можно и натереть.

Пропустил обоих в квартиру. Зачем-то выглянул в коридор, и только после этого снова закрыл дверь.

Решетилов смотрел на старого пенсионера снисходительно, с высоты своего юридического образования и профессионального опыта. Старый конспиратор выглядел комично: человек думает, что поймал рыбу и способен ее съесть.

– Проходите, садитесь, – шелестит он в ногах у гостей, скрипя хромом.

Те сели, раскинули ноги в разные стороны, лица натруженные утирают. Затем быстро вспомнили, для чего пришли и стали без промедления наезжать. Однако дед оказался тоже не простым. Голова болит, а помощи можно сказать никакой.

– Голова… – пробормотал Гноевых. – Голова болеть не может – она же кость!

– Болит! Вот вам и кость!.. – вскрикнул голосом тропической птицы Уляхин. – Ломит вторую неделю. В вашу фирму звонил, но все бесполезно, так что давайте… Я уже решил – разойдемся, как в море корабли. И с питанием никакой подмоги, а ведь говорили, что будете оказывать помощь.

– И что?…

– Ну, как же: «Пельмени на плите, плита в пельменной…!» – вот и вся ваша помощь. Так что я не согласен.

– О чем это вы?…

– Впиндюрьте кому-нибудь теперь свой договор… В рот мне чих-пых!

– Ты краски-то не сгущай, – налился темной кровью Решетилов. – У нас тоже люди работают и знают… Чо ты хочешь, дед? Хочешь из договора сойти? Но так не бывает… Это не трамвай. Ты же сам подписывал и должен знать – там черным по белому написано: не имеешь права расторгать договор. На тебя деньги потратили, и ты, получается, у нас теперь иждивенец. Нахлебник, по-другому…

– Драть мои старые костыли! – Подполковник вскочил с диванчика. – Кто нахлебник?! Я?! Здорово мыслите… Еще не поймали, а уже ощипали…

Гноевых опять пошел пятнами. Наверняка внутри у того бушевала целая буря страстей. А ведь врач тоже и мог бы, кажись, держать себя в норме. От внимания подполковника это не ускользнуло.

– Голова, говоришь? – прошептал Гноевых – Если хочешь, можем сделать инъекцию – недавно из заграницы поступили несколько ампул. Но лекарство дорогое. Можно сказать, что это новый дефицит в нашей стране.

– Не-е, – отказался дед. – Никаких инъекций. Я для себя давно решил, так что только разрыв всех отношений. Только это меня успокоит.

– Но тебе придется проигрывать.

– Это ничего, – махнул ладошкой тот. – В суде разберемся как-нибудь. Говорят, у них там недавно поветрие случилось, и некоторых смыло начисто, хе-хе… Будто с обрыва.

– Теряешь, старик, остатки. – Решетилов побагровел. – Это был твой последний шанс. Смотри сам…

Договаривать не стал. Лишь выразительно посмотрел в сторону Гноевых и моргнул обоими глазами, тяжело, с упором, как моргают от усталости.

Уляхин не заметил, как в руках у директора вдруг образовался пистолет – из-за пазухи, кажись, вытащил. Дед попятился, запнулся и сел на диван, напротив столика. Темный зрачок пистолета замер, заглядывая в душу. Гноевых большим пальцем снял пистолет с предохранителя и снова прицелился.

«Значит, еще до этого на убийство решились, если патрон загодя дослан, – подумал Уляхин, рефлекторно падая в бок. – Значит, решились…»

Капсюль в патроне приглушенно хлопнул, но это даже отдаленно не напоминало выстрел, и затвор не отбросило назад. Гноевых передернул затвор – негодный патрон покатился по полу, и снова нажал на курок. Потом еще несколько раз. Золотистые патроны с тупыми пулями шлепались на пол.

Звук стального устройства вызвал в старике усмешку. Рука скользнула в карман, сразу нащупав ребристую ручку, и потянула наружу тяжелый дареный «ТТ» с памятной гравировкой.

Пистолет у бедра, готовый в каждую минуту плюнуть огнем. Смотрит прямо в лицо директору. Борис Анатольевич отказывался понимать: жертва целилась ему прямо в лоб, а свой пистолет раз за разом делал осечки.

Сознание отказывало Геронтологу, зато Адвокат чувствовал себя превосходно. Он не видел себя на краю пропасти или пойманным с поличным. Пистолет – очередная блажь престарелого идиота, у которого руки с похмелья дрожат. И вообще это может быть всего лишь игрушка, зажигалка.