Потрясающе.

Я поднимаюсь со стула, чтобы опять открыть холодильник.

Тоник. Джин.

И к чему конкретно меня приведет то, что мне кажется, будто я понимаю Кьера?

Вот именно.

✦ ✦ ✦

В последующие дни я стараюсь сосредоточиться на работе. Закончив статью о молодых людях, которые перевозят к себе родителей, начинаю работать над текстом, для которого ищу себе много-много блогеров и расспрашиваю об их опыте в виртуальном мире, об их целях и мечтах. Из их историй я получила столько материала, что подумываю, а не написать ли об этом целую серию статей.

Предстоящей встречи с Кьером я ожидаю со смешанными чувствами. В ответ на сообщение с длинным списком покупок я получила уже знакомый поднятый вверх большой палец, а на просьбу купить еще две бутылки джина, которую я потом дописала, он вообще никак не отреагировал.

С утра пятницы я раз за разом прокручиваю в голове его поведение на прошлой неделе, надеясь ощутить что-нибудь, похожее на злость, но даже к полудню чувствую лишь смятение и отчаяние. И когда ранним вечером он с рюкзаком и пакетом наконец подходит к маяку, все хотя бы отчасти нормальные мысли первым делом отправляются в нирвану. За его обыкновенной улыбкой я вижу что-то вроде утомления и желаю, чтобы между нами все сложилось по-другому.

– Отнести тебе продукты наверх?

– Было бы неплохо, спасибо.

– Нет проблем.

Он проходит мимо меня, я буквально из последних сил заставляю себя не броситься к нему, чтобы остановить, удержать, распахнуть его куртку и прижаться лицом к его груди. Море. Ветер. Соль. Так от него будет пахнуть.

Молча поднимаюсь следом за ним по лестнице и стою на кухне как посторонний предмет, пока Кьер вынимает покупки из рюкзака.

– Масло, яйца и тоник в пакете. Ничего не забыл?

– Нет, – качаю головой я. – Вроде бы все на месте, спасибо.

От неестественной вежливости, с которой мы кружим вокруг друг друга, у меня начинает болеть голова. Появляется кратковременное предчувствие, что Кьер вот-вот скажет что-нибудь, что прорвет новую возведенную между нами границу, но в итоге он просто закидывает на плечо пустой рюкзак, прощается и исчезает на лестнице.

Только когда больше не слышно ни единого звука, я вздыхаю полной грудью. Надеюсь, не все наши встречи теперь будут протекать таким образом, иначе я спрошу Айрин, не знает ли она кого-то другого, у кого есть время по пятницам.

Кьер распаковал только рюкзак, а пакет так и стоит нетронутым перед холодильником, и я поднимаю его и ставлю на стол. Две бутылки тоника. Масло. Помидоры. Яйца, морковка, лук, а между ними… маленькая коробочка, обернутая в темно-синюю бумагу. На ней серебристые звезды.

Забыв обо всем вокруг, ошеломленная, я сажусь за стол. Подарок? Рождественский подарок? От Кьера?

Мало что было бы способно удивить меня сильнее.

Быть может, это такое своеобразное извинение?

Пребывая в некотором шоке, барабаню пальцами по столу.

Это подарок к Рождеству, решаю я. Значит, я открою его завтра.

Чтобы сразу же не наплевать на свое решение, убираю коробочку в сундук в спальне. Остаток дня я думаю только об этом, а лежа поздно вечером в кровати, понимаю, что я впервые за долгое время с нетерпением жду сочельник. Возможно, это своего рода прощальный подарок. Возможно, Кьер уже меня опередил и попросил Айрин, чтобы кто-нибудь другой каждую пятницу ездил на Кэйрах.

Разве это не было бы наилучшим вариантом?

Да, было бы.

Поворачиваюсь на другой бок.

Или это всего-навсего обычный рождественский подарок.

Черт.

✦ ✦ ✦

Субботним утром спрыгиваю с кровати и пробегаю мимо сундука, зная, что меня там дожидается. Принять душ. Позавтракать. Затем одеться потеплее, чтобы выйти на улицу, еще больше оттягивая момент распаковки подарка. Вероятно, я жду какой-то радости от предвкушения, а может быть, это всего лишь страх. Когда я, потрепанная ветром, возвращаюсь к обеду на маяк, то сначала поднимаюсь на кухню сделать себе горячий шоколад, а потом устраиваюсь в гостиной в нише у окна с чашкой, от которой идет пар, в одной руке и смартфоном – в другой. Сейчас я буду звонить маме, а не вскрывать прощальные рождественские подарки. И разузнаю что-нибудь о своем отце.

Проходит четыре гудка, прежде чем у нее срабатывает автоответчик. Ну а как же. Слушаю, как ее голос проговаривает короткое приветствие, после чего откашливаюсь.

– Привет, это я, Лив. Желаю тебе счастливого…

– Алло? Лив?

Я едва не поперхнулась своим рождественским поздравлением.

– Привет. Да, это я, я просто хотела… я… как дела?

– Хорошо. Почему ты позвонила?

И нарушила четырехнедельный распорядок, про себя договариваю я ее реплику. Голос у нее нервный, но в этом как раз нет ничего необычного.

– Да так, – отвечаю я. – Чтобы пожелать тебе счастливого Рождества, например.

Ненадолго на другом конце линии устанавливается молчание.

– Мы никогда не желали друг другу счастливого Рождества.

– Какая разница.

– И как правило, счастливого Рождества желают только 25 декабря.

У меня почему-то снова разболелась голова.

– Ну ладно, тогда… могу пожелать тебе счастливого Рождества завтра.

– Лив, что случилось?

– Я хочу больше узнать о моем отце.

Тишина.

– Я хочу знать, кто он.

Тишина.

– Каким человеком он был.

Тишина.

– Как вы полюбили друг друга.

– Кто сказал, что мы друг друга любили?

Я съеживаюсь, как от удара. Конечно. Вероятно, это не должно так меня изумлять, но неужели в жизни моей матери хотя бы на краткий миг не возникало любви? Глупо, но я тотчас думаю о Кьере, и в животе начинает расползаться неприятное сосущее чувство.

– Он знает, что я существую? – тихо задаю я вопрос.

– Нет.

– Ты никогда ему не говорила, что беременна? – Слава богу, на боль накладывается хоть какая-то эмоция, напоминающая гнев.

– А с чего вдруг я обязана была это делать?

– С чего? – Голос у меня чуть ли не срывается на крик. – Может быть потому, что он должен был знать! Может быть, это все бы изменило! Может быть… – …тогда меня любил бы хоть один из вас. Делаю над собой усилие и проглатываю это предложение.

– Это ничего бы не изменило, Лив. – То, что мамин голос внезапно звучит намного мягче, меня настораживает. – Твой отец был просто-напросто убогим журналистишкой, который спал со мной, чтобы подобраться к закрытым внутренним делам. Опустившееся существо, чьим единственным умением было вранье. – Ее голос продолжает по-дружески тереться об меня, словно кошка. Давление у меня в голове возрастает. – То, что под конец этой истории я забеременела, – горько смеется она, – было, разумеется, малоприятной неожиданностью.