Мягкий перестук ботинок из лучшей итальянской кожи.

Руби не хотела поворачивать голову, не хотела смотреть, но ничего не могла с собой поделать. И когда она взглянула в эти холодные черные глаза, то тихо ахнула, узрев в них бездну.

Граф поднес палец к губам.

– Ш-ш-ш, мисс Редфорт, давайте не будем лишний раз сердить мисс фон Лейден. Я здесь только ради этого.

Он наклонился, чтобы поднять пластиковую бирку, прикрепленную к серебристой вещице.

– Хорошо, – произнес он, – и подумать только: столько шума, так долго приходится ждать, пока эта ненадежная девица принесет это мне… если хочешь, чтобы дело было сделано, сделай его сам, разве не так гласит поговорка? – Он улыбнулся. – Мы скоро встретимся, мисс Редфорт, не умрите до тех пор.

Он повернулся и шагнул за край крыши. У Руби не было времени гадать, куда он подевался, у нее не было времени подумать, что делать дальше, – она услышала над собой знакомый голос.

– А, вот ты где. Похоже, остались только я и ты, девочка со жвачкой. И мне уже нечего терять.

– Давно не виделись, Лорелея, – ответила Руби. Она прислонилась спиной к вентиляционному грибу и смотрела, как Лорелея медленно и решительно направляется к ней.

– О, браво, ты действительно кое-что вычислила. Я думала, до тебя никогда не дойдет. – Ее техасский акцент мгновенно исчез. – Ты действительно думала, что дорогая Валери воскресла из мертвых?

Ураган крепчал, его порывы обрушивались на крышу, с грохотом вздымая и роняя все, что только могли. Но Руби слышала кое-что еще – странный вибрирующий звук, более ритмичный, чем шум ветра.

– Ну, надо отдать тебе должное, – произнесла она. – Ты настоящая мастерица маскировки.

– А ты у нас большая умница – отозвалась Лорелея. – Я действительно польщена.

– Да ладно, не воспринимай все так серьезно, – фыркнула Руби. – Я просто тяну время.

Она взглянула вверх и увидела их – они напоминали черных жуков, спускающихся с неба.

– А, время… – промолвила Лорелея. – Оно незримо утекает сквозь пальцы…

– Совсем как Клод, – добавила Руби.

– Скорее как ты, – возразила Лорелея, вздергивая ее на ноги.

«Жуки» снижались, вися на ниточках.

– Наслаждайся видом, – сказала Лорелея фон Лейден, снова подталкивая Руби к краю крыши. – Я знаю, это расхожий штамп, но разве люди отсюда не похожи на муравьев?

– Поверю тебе на слово, – ответила Руби, снова глядя вверх.

Теперь «жуки» уже напоминали людей – и они бесшумно спускались на крышу.

– БРОСАЙ ОРУЖИЕ И СДАВАЙСЯ!

Лорелея обернулась и увидела более дюжины вооруженных агентов «Спектра», которые окружали ее.

«Я выиграла время», – подумала Руби. Она не видела Хитча, но он определенно направлял этот десант.

Лорелея встревоженно покрутила головой, ища путь к отступлению, но бежать было некуда. Глаза ее сверкали, руки сжимались в кулаки, но что она могла сделать перед лицом целой вражеской армии?

Что ж, она сделала единственное, что могла, – отомстила девчонке, которая испортила весь замечательный план.

И Руби

начала

падать

с крыши

вниз.

Руки Руби были скованы, у нее не было ни единого шанса ухватиться за что-либо, ни единого шанса обсудить, могут ли люди летать.

Она падала быстро, проносясь сквозь холодный осенний воздух, и внизу ее ждал бетонный тротуар.

Она закрыла глаза. «Я все-таки не бессмертна». Вся ее редфортовская удача исчерпалась.

А потом случилось странное: Руби ощутила что-то непонятное в области лопаток – как будто за ее спиной расправлялись крылья. И это, наверное, было совпадением, потому что теперь она летела – ну ладно, скользила по воздуху, но эффект был тот же самый, потому что тротуар больше не приближался, а люди, столпившиеся возле «Алой Пагоды», вновь становились маленькими, точно муравьи.

И пока ветер нес Руби, она подумала о том, что комбинезон, подаренный Хитчем, оказался, как она и предвидела, не такой простой штукой, как казалось с виду. «У нас крутой дворецкий!»

Она медленно планировала с высоты на тротуар и совершила посадку почти благополучно, если не считать того, что на последних пятнадцати футах ветер оторвал одно крыло, и не окажись внизу бак, полный пакетов с мусором, Руби наверняка опять сломала бы какую-нибудь конечность.

Она изящно выбралась из своей «посадочной точки», хотя вылезать из мусорного бака со скованными руками не так-то легко, потом спрыгнула с его края на тротуар и приземлилась, идеально выполнив перекат.

Люди шли мимо, мало кто удостоил ее хотя бы взглядом. Школьница упала с небес, но твинфордцы приняли это как должное, пожали плечами и пошли дальше.

Они решили, что это, скорее всего, трюк, выполненный в рамках кинофестиваля, – нет смысла отрываться ради этого от насущных дел, подумаешь, велика важность.

В ту ночь весь «Спектр» охотился за оболочкой-невидимкой, но учитывая, что увидеть ее было невозможно, то и найти ее не удалось. И только когда Руби, которой не спалось, включила радио и поймала в пятичасовых новостях на TTR историю о похищении статуи мэра – которая, судя по всему, пропала с козырька здания «Жаворонок», находящегося чуть дальше по улице от отеля «Циркус-Гранде», – она поняла, что, по всей видимости, случилось.

«Не похищена, – подумала Руби. – Просто спрятана».

В конце концов, статуя была тяжелой – из прессованного камня, – и без грузовика и погрузочного крана злосчастное изображение мэра вряд ли можно было снять и увезти, а это непременно заметил бы хоть кто-нибудь.

У нее был соблазн оставить оболочку там, где она есть, пусть маскирует уродливую статую. Однако такой образ действий нельзя было счесть правильным для агента «Спектра», и Руби решила действовать, как положено профессионалу. Она поехала на метро прямо к «Жаворонку», пока еще не рассвело, и содрала оболочку-невидимку с каменного мэра.

Твинфордцы были ужасно разочарованы, обнаружив, что статуя появилась снова и опять пялится на них с козырька здания.

– О черт, – проворчал Брент, – я уж думал, что она исчезла навсегда.

– Боже, – подхватила Сабина, – от ее вида точно могут присниться кошмары, вот бы кто-нибудь набросил на нее одеяло!

По пути домой из центра Руби решила заехать к Клэнси Кру: она подумала, что оболочка-невидимка поразит его в самую душу. Так и вышло: он подпрыгнул на два фута и долгое время не мог успокоиться.