— Ну-ну, — многозначительно произнес Гаврила Корнеевич.

Возок тронулся. Обдав управляющего снежной пылью, проехали чиновничьи кибитки и кошевы со зло­умышленниками. Замыкая кавалькаду, проскакали вер­ховые.

Возле здания училища Петр оборотился. Анну уже не видать было, и лишь деревянный рыцарь на крышке райка, похожий на благородного барона Куно фон Кин- бурга, смотрел ему вслед своими ярко раскрашенными выпуклыми глазами.

XLII

Анна в это время медленно брела домой.

Она думала о том, что сегодня же постелит на сто­ле скатерть, сложенную вдвое. А когда появится ее двой­няшка, ей смело можно будет отправляться за Петром на юг, по санному следу. На юг, или на север, или на за­пад— на- край света и еще дальше.

XLIII

Двадцать первого января 1837 года министр внут­ренних дел, статс-секретарь Дмитрий Николаевич Блу­дов писал пермскому губернатору:

«По доношению Вашего Превосходительства от 7-го сего января об открытом на заводе гг. Лазаревых тайном обществе, имевшем целью ниспровержение помещичьей власти, я входил в совещание с шефом жандармов, Г. ге­нералом-адъютантом графом Бенкендорфом, и по Высо­чайшему Соизволению, последовавшему на общее наше о сем представление, поспешаю сообщить Вам, что, хо­тя предположения составителей общества есть, вероят­но, лишь плод безрассудной мечтательности молодых людей, увлеченных чтением вредных книг и превратным понятием о своем состоянии, но тем не менее должно обратить на себя бдительное внимание Начальства...

Когда с совершенною достоверностию можно будет заключить, что все прикосновенные к делу лица извест­ны и спрошены, тогда как следственное дело, так и ви­новных в составлении общества, а также знавших цель учреждения оного, но не донесших об этом Начальству,

доставить сюда, в С.-Петербург, в III Отделение Соб­ственной Его Величества Канцелярии, под строгим ка­раулом, отправив их в разное время и по два, не более человека в одной повозке. Чиновников или жандармов, с коими они будут отправлены, стараться избрать, если можно, таких, кои бы не знали существа их преступле­ния...

Полагаю, что все будет исполнено Вами нелицепри­ятно и без всякой, по крайней мере излишней, огласки, учредив в том месте впредь до усмотрения ближайший секретный надзор вообще за образом мыслей всех при­надлежащих заводам Лазаревых и другим соседним по­мещикам...»

Вместе с посланием министра внутренних дел в Пермь прибыл жандармский подполковник Певцов.

Подполковнику на месте поручено было выяснить те подробности дела, в отношении которых Бенкендорф не полагался на вялого и непредприимчивого пермско­го губернатора. Сам государь удостоил вниманием дело о заговоре на уральских заводах. И теперь необходимо было со всем тщанием установить, сколь далеко про­стерлись нити этого заговора, не имелись ли у чермозских участников его сообщники на других заводах, не ссыльные ли польские мятежники, наконец, вдохновля­ли это предприятие.

XLIV

Из Перми заговорщиков решено было отправить ночью, чтобы не привлекать ничьего внимания.

Петр знал, что его повезут в столицу, но понятия не имел, последуют ли за ним прочие члены общества или нет. Впрочем, он не оставлял надежды перекинуться па­рой слов с Семеном и Федором. Однако, когда его вывели на двор и усадили в кибитку, безоснователь­ность этой надежды стала очевидна.

Два жандарма сели справа и слева от него. Низко надвинутые башлыки придавали значительность их уса­тым физиономиям. Кучер подвязал колокольчик, дабы не смущать мирный сон губернских обывателей, и сани тронулись.

Через два часа утомительной безмолвной скачки по мерному покачиванию левого башлыка Петр догадался, что один из его хранителей задремал. Второй громко

возился, устраиваясь поудобнее, кашлял и ругался. Дру­гих кибиток не видно и не слышно было.

Полная синяя луна висела над трактом. Чуть под­таявший за день снег на обочинах казался черным. На поворотах плотная стена леса, изламываясь, готова бы­ла обрушиться на кибитку. Кони шли ровно, но спать не хотелось. Петр смотрел на лес, на открывавшиеся иногда поля, косо бегущие к туманному горизонту, и в памяти с ночной фантастической отчетливостью всплы­вали события последних двух месяцев.

...Допросы производились почти ежедневно. Особенно изматывающими стали они после прибытия из Петер­бурга жандармского подполковника Певцова. Одни и те же вопросы он задавал по-разному, повторял их че­рез некоторое время, делая вид, что забыл ответы, и Петр, возвращаясь после допроса в свою келью губерн­ского острога, чувствовал себя обессиленным и разби­тым, как после долгой дороги. В дни, когда допросов не было, ему приносили бумагу — писать собственноруч­ные показания. Давали читать написанное другими чле­нами общества.

Почему-то вспомнилась латинская буква «зет», ко­торой перечеркивалось пустое пространство листа выше его подписи. И Петр с удовлетворением подумал, что на листах с его показаниями этот зигзаг был несравнен­но крупнее, чем на листах показаний прочих ревнителей вольности. Вот только показаний Семена ему никогда не приносили, из чего можно было заключить, что тот старается говорить как можно меньше.

На очную ставку с Лешкой Ширкалиным Петра от­вели в начале февраля. Он знал, что без нее не обой­тись, и готовился к ней, думал, какие из своих пока­заний можно оборотить против Лешки. Предательство не должно было остаться без последствий, и Петра смущало лишь то обстоятельство, что возмездие осу­ществлено будет не руками членов общества, а руками их врагов.

Но выбирать, увы, не приходилось.

Вначале все на этой очной ставке шло так, как и предполагал Петр. Лешка с торопливой готовностью от­вечал на вопросы Певцова и даже старался своими от­ветами предупредить будущие его вопросы. Отвечая, он смотрел только на Певцова, хотя тот и велел обращать­ся с речами к одному лишь Петру. «Ты забудь, — говорил Певцов, — что я здесь. Смотри на сообщника свое­го и ему говори. Представь, что и нет меня с вами!» Но Лешке, как, впрочем, и Петру, трудно было это пред­ставить.

Внезапно Певцов спросил о том, намеревался ли: секретарь общества Федор Наугольных, получив от Пет­ра бумагу, передать ее начальству. И тут Лешка сде­лал то, чего Петр никак от него не ожидал. «Да, — ска­зал он. — Мы с ним об этом в Полазне условились».

Петр понимал, что со стороны Клопова и Ивана Козьмича можно было не опасаться противных показа­ний. В их же интересах представить дело так, будто почти все члены общества раскаялись в своих намере­ниях и способствовали пресечению заговора. Да и сам Петр выполнил данное Федору обещание, ни словом не обмолвившись о происшествии под училищными ок­нами. Но для него непонятно было все же, почему это Лешка так стремится выгородить Федора.

«А правда ли, — обратился Певцов к Петру, — что он, — кивок в сторону Лешки,—советовал тебе уничто­жить бумагу вашу, дабы обезопасить общество от разо­блачения?»

Петр намеренно упомянул об этом случае в своих